Испытание воли - Чарлз Тодд

Ратлидж шагал к гостинице, опустив голову, и чуть не налетел на велосипед. Он не обратил внимания на женщину, которая поспешно уступила ему дорогу, и не услышал голос, называвший его по имени. Воспоминания, овладевшие им, влекли его назад, во Францию, к ужасу разрушения, к стреляющим орудиям.

Пулеметчик все еще был там, а главная атака должна была произойти на рассвете. Его нужно было остановить. Ратлидж вновь послал своих людей вперед, выкрикивая приказы на бегу. Он видел, как они падали; сержант упал первым, остальные повернули назад и побрели сквозь темноту, яростно проклиная все на свете, глаза их были полны боли и бешенства.

— Это не просто гибель, это бессмысленные потери! — крикнул капрал Маклауд, прыгая обратно в траншею. — Если остановить его можно только таким образом, пусть стреляет!

Ратлидж, с пистолетом в руке, закричал:

— Если мы не остановим его, сотни людей погибнут — наш долг расчистить им путь!

— Я назад не пойду — вы можете меня здесь пристрелить, туда я не пойду! И других не пущу, Бог мне свидетель!

— Говорю же, у нас нет выбора! — В диких глазах солдат, окружавших его, он увидел бунт и с беспощадной яростью повторил: — Нет выбора!

— О, парень, выбор есть всегда. — Капрал указал на мертвых и умирающих солдат на ничьей земле между пулеметчиком и траншеей. — Это хладнокровное убийство, и я не буду в нем участвовать. Никогда больше!

Он был высокий и худой, очень молодой, обожженный сражениями, измученный бесконечными наступлениями и отступлениями, кровью, террором и страхом, страдающий из-за кальвинистского воспитания, которое привило ему понимание правильного и неправильного и которому он остался верен, несмотря на весь этот ужас. Не мужество он потерял; Ратлидж знал его слишком хорошо, чтобы подумать, что он струсил. Он просто устал — и другие это видели. Ратлидж ничего не мог для него сейчас сделать — слишком многие жизни были поставлены на карту, и он не мог позволить одной стоять у них на пути. Жалость боролась с гневом, и она не победила.

Он арестовал Хэмиша Маклауда, затем выполнил приказ, погрузившись в ледяную, скользкую грязь, требуя, чтобы солдаты оставили его одного, но они все же последовали за ним в беспорядке. Они заставили пулеметчика замолчать, и после этого им не оставалось ничего, кроме как ждать начала яростного сражения. Остаток этой долгой ночи он сидел с Хэмишем, слушал завывание ветра, метущего снег перед траншеей. Он слушал, что говорил Хэмиш.

Ночь тянулась бесконечно. Он был измотан и в конце сказал:

— Я дам вам еще один шанс — выйдите и скажите людям, что вы были не правы!

И Хэмиш покачал головой, глаза его потемнели от страха, но он оставался твердым.

— Нет. У меня не осталось сил. Кончайте скорее, пока я еще чувствую себя мужчиной. Ради бога, кончайте!

Ратлидж приказал выстроиться в линии по шестерым, чтобы произвести расстрел. Казалось, дрогнула земля, так все были потрясены, так громко стучало в висках, что растворились все мысли. Он должен был кричать, тащить их, сопротивляющихся, на снег, расставить по местам. А затем он должен был привести Хэмиша.

Он снова в последний раз обратился к нему:

— Еще не поздно, парень!

Хэмиш улыбался:

— Вы же боитесь моей смерти, правда? Не понимаю почему; они же все умрут до конца дня! Что значит еще одна кровавая смерть? Боитесь, что она будет на вашей совести! Или боитесь, что я буду вам являться?

— Идите к черту! Выполняйте свой долг — присоединитесь к своим. Сержант погиб, они в вас нуждаются, через час начнется мясорубка.

— Но без меня. Лучше я умру сейчас, чем окажусь там снова! — Хэмиш поежился и закутался в плащ.

Их окружали тьма и снег. Но близился рассвет, у Ратлиджа не было выбора, пример должен быть подан. Он взял Хэмиша за руку и повел по скользкому скрипучему снегу туда, где была выстроена расстрельная команда.

— Хотите завязать глаза? — Ему нужно было наклониться к самому уху Хэмиша, чтобы тот его услышал. Они оба тряслись от холода.

— Нет. Ради бога, развяжите меня!

Ратлидж поколебался, затем сделал так, как просил капрал.

Он слышал ропот солдат, странным образом хорошо различимый. Он не мог их видеть, но знал, что они наблюдают за происходящим. Шестеро солдат выстроились не в линию, а держались кучкой.

Ратлидж пошарил в кармане. Нашел там конверт, чтобы отметить центр груди Хэмиша, подошел к нему, двигаясь механически, ни о чем не думая. Прикрепил конверт булавкой к его шинели, последний раз взглянул в его спокойные глаза и отошел.

Он слышал, как Хэмиш произносит слова молитвы, почти не дыша, потом имя девушки, и, подняв руку, резко взмахнул ей. Было мгновение, когда он подумал, что солдаты не подчинятся ему, и его охватило страшное облегчение, но потом сверкнули выстрелы, слишком яркие в темноте. Он повернулся, посмотрел на Хэмиша. В первый момент не смог ничего увидеть. Потом разглядел съежившееся тело на земле.

Он быстро подошел к нему. Стрелявшие тут же разошлись, гонимые чувством стыда. Опустившись на колени, он смог увидеть, что, несмотря на белый квадрат в центре груди Хэмиша, выстрелы пролетели мимо. Хэмиш истекал кровью, но был еще жив. Кровь текла у него изо рта, он пытался что-то сказать, темные запавшие глаза на бледном неподвижном лице, в которых был написан конец, о чем-то просили.

Наступление начиналось — немцы отвечали, раздавались отдельные выстрелы. Но Ратлидж стоял на коленях на темном снегу, стараясь найти слова, чтобы просить о прощении. Рука Хэмиша вцепилась в его руку мертвой хваткой, его глаза умоляли, но милосердия в них не было.

Ратлидж вытащил пистолет, приставил его к виску Хэмиша. Он мог поклясться, что губы капрала скривились в улыбке. Он ничего не сказал, и все же его голос звенел где-то в голове у Ратлиджа: «Кончай! Ради всего святого!»

Пистолет выстрелил, запах пороха и крови накрыл Ратлиджа. Умоляющие глаза широко раскрылись, а затем ушли в темноту, покой и пустоту.

Последовавшее сражение с немцами ослепило его, сбило с ног густой вязкой волной грязи и жара, которая поглотила его полностью.

Последней четкой мыслью перед тем, как он погрузился в темную удушливую вечность, было: «Прямое попадание… о господи… если бы только… чуть раньше… это было бы концом для нас обоих…»

А потом… а потом в Лондоне ему вручили эту чертову медаль…

Примерно час спустя Ратлидж отправился в ресторан гостиницы обедать. Он не помнил, как добрался до своего номера, кого встретил по дороге. Это была самая тяжелая вспышка памяти, которую он пережил с тех пор, как покинул госпиталь. Она его расстроила, вывела из состояния хоть какого-то равновесия. Но как доктора ему и говорили, она, подобно другим вспышкам, наконец закончилась, оставив чувство усталости и опустошенности.