Дурман для зверя - Галина Чередий

Долю секунды чудилось — момент моего триумфа совсем близок, слишком уж завороженно она смотрела, но что заводило еще мощнее — абсолютно точно ловила запах. Мое здравомыслие неумолимо утекало в никуда от каждого ее вдоха. Я уже покатился с безумной скоростью в состояние, где не существует никаких тормозов, ограничений, понятия о добре и зле или опасения перед возможным невосполнимым ущербом. Закушенная нижняя губа и попытка отстраниться Аяны стали спусковым крючком, выстрелом прямиком в башку, убившим адекватность и последние судороги совести. Рука метнулась, хватая короткие пряди на ее затылке и принуждая вернуться. Не хочешь добровольно — заставлю. Нам с тобой, кукла адская, это не впервой.

Покрытый скользкой влагой наконечник моей гудящей от напряжения плоти мазнул по губам Аяны, и я укусил до крови себя изнутри за щеку, давя рвущийся позорный крик. Она отвернулась, на бархатистой щеке заблестел след, я яростно щелкнул зубами, возвращая мою погибель назад, но звенящую раскаленную атмосферу завязавшегося противостояния с прекрасно известным исходом разбила громкая мелодия моего сотового, установленного на мать. Я почти проигнорировал ее, но какая-то капля отрезвления все же разбавила безбрежное море моей агрессивной похоти, подгоняемое слишком говорящим взглядом Аяны. Осознание, что же творю, укололо прямо в сердце, добив и до мозга. С абсолютной четкостью понял: принуждения, вот такого наглого, ничем не прикрытого, девчонка мне не простит. А не наплевать ли мне? Нет. Хрен знает почему, но мне необходима от нее добровольность. Пусть условная, пусть заполученная путем бесстыдных манипуляций, но все же.

Забив на продолжающую трезвонить мать, подхватил Аяну под мышки, стряхнул с ног тряпки и обувь и шагнул к кровати. Развернулся и упал на ту спиной, облапив хрупкое тело поверх моего везде, где достал, кусая за ключицу и толкаясь в живот. Обхватил за талию и, подняв девушку, почти невесомую для меня, буквально плюхнул промежностью на свое лицо.

Вскрикнув, Аяна взвилась выше, убегая от чрезмерности первого контакта, и закачалась на коленях, ловя равновесие и блуждая по моему лицу вмиг опьяневшим взором. Я же пялился ей прямиком между ног, упиваясь видом драгоценного блеска выжатой мною влаги и ароматом, густым, сладким, дразнящим познать сполна и вкус. Не собираясь себе отказывать, поднял голову, приникая к ее мокрой плоти. Аяна снова жалобно вскрикнула, запрокинув голову, и бедра ее пришли в неподконтрольное ей движение, каждым из которых она выпрашивала у меня оргазм. Но нет, сегодня я не такой милосердный, как вчера. Едва она задрожала в преддверии неминуемой разрядки, остановился, давая остыть. Как быстро ты умолять начнешь, девочка?

Она опустила голову, уставившись непонимающе, а я злорадно оскалился, приветствуя ее разочарование. Ну как, милая, не получить чего-то желанного до зубовного скрежета, когда тебя поманили этим и почти-почти дали? То ли еще будет!

Она подалась вбок, собираясь сбежать, но я впился пальцами в ее ягодицы, удерживая на месте и насаживая на свой рот снова. Как же она уже течет! Долбануться можно! Мою собственную спину гнуло, задница ерзала и отрывалась от матраса, готовый лопнуть член таранил воздух, моля хоть о чем-то. Да ее выдоха на головку сейчас бы хватило, чтобы меня прорвало! Но я продолжил взаимную пытку, опять доведя Аяну до крупной дрожи и каменного напряжения всех мышц, и отстранился, лишая последнего касания языка перед взлетом.

— Да твою же мать! — закричала она и вдруг взбеленилась. Вцепилась в мою голову, начала исступленно проезжаться по моему лицу, хрипя и рыча, в попытке догнать отнятый мною вероломно кайф.

Меня дугой выгнуло от этой ее свирепой сексуальности, и лишь на чистой упертости всегда быть тем, кто сверху, я не кончил тут же сам и не дал ей. Резко опрокинул на спину, накрывая собой и впиваясь уделанными в ее влагу губами в ее рот. Аяна задергалась, кусая, а не целуя в ответ, взбрыкивая подо мной и пытаясь все равно тереться и добиться своего. Какая у меня целеустремленная кукляха, но меня-то ей не побороть. Вжал в постель еще сильнее, обездвиживая совершенно, расположив ствол именно так, чтобы непрерывное давление, сильное, но недостаточное — это все, что ей доставалось, стал неистово целовать, не делая ни малейшего движения внизу.

Аяна окончательно взбесилась, замотала головой, прошлась нещадно по спине и ягодицам ногтями, стиснула бедрами.

— Какого черта?! — взвилась она.

— Что-то не так? — Я хотел прозвучать насмешливо, но какой там сарказм, когда сам в миллиметре от произвольного воспламенения.

— Ты не даешь мне…

— Чего? Того, в чем ты нуждаешься так сильно?

— Да-а-а!

— И что же это?

— Ты знаешь!

— Откуда?

— Я хочу кончить! Сейчас же! — закричала она мне в лицо и неожиданно укусила за губу и застучала пятками по пояснице.

— От моего члена или от моего рта?

— Все рав… Рот, я хочу твой рот!

— Насколько сильно?

— Господи!

— Это не ответ.

— Сильно! До безумия!

— Как и я твой, мультяха моя! — прорычал я, наконец отпуская себя. — Подумай и о моих желаниях на досуге!

Отстранившись ровно настолько, чтобы член нашел нужную дорогу, втолкнул себя в нее, заглушая ее громкий стон своим.

Дальше разум уже ни над чем не властвовал. Я вбивал ее, мечущуюся, молящую, ослепительно прекрасную в этой первобытной гонке за наслаждением, в постель, улетая сам или проваливаясь в бездну — какой хрен разберет. Ничего не имело значения, кроме как угнаться за ней, успеть и самому вознестись, пока вот так она стискивает меня в себе, будто готова поглотить, присвоить, удержать там внутри, где невыносимо горячо и сладко, навсегда. И ревя в потолок, изливаясь до капли, я желал этого навсегда.

Телефон затрезвонил снова, сбрасывая меня с вершины внезапного безумия в реальность. Какое, на хрен, навсегда? Что за чушь? Приподнявшись на локте, уставился в лицо Аяне, замечая блестящие дорожки слез к вискам и мокрые ресницы, и не смог удержаться, чтобы не провести языком еще раз по ее распухшим губам, прежде чем скатиться и пойти за гаджетом. Ладно, навсегда — это, безусловно, перебор, но придержу-то я ее при себе явно надолго. Пожалуй, стоит признать, что это имеет все шансы продлиться гораздо дольше, чем я даже готов был предположить. Не могла ты попасться на моем пути, кукляха, чуть пораньше? Тогда, когда вопрос с Аланой и давлением семьи еще не напирал настолько? Ой, ладно, разберусь и с тем, и с другим. Алане, матери — чертову видимость семьи и потомство, раз так им нужно. А моей кукле — новую жизнь, роскошь, путешествия, подарки, что легко примиряет женщин с ролью постоянной любовницы. Мне ли не знать, такое сплошь и рядом, да хоть моих родителей взять.

— Слушаю! — ответил я на черт знает какой по счету вызов дорогой родительницы.

— Захар! — чуть не оглушила она меня. — Ты почему не отвечал мне?!

За спиной гневно зашипела Аяна, и, обернувшись, увидел, что она стоит, расставив ноги, и яростно сжигает меня глазищами, тыкнув пальцем на свои бедра. Опять я тупо забыл о резине. Надо разобраться с ее контрацепцией, на самом деля я и не хочу использовать с ней больше защиту, если без нее так хорошо.