Дурман для зверя - Галина Чередий

Была ли я шокирована тем, в какое дерьмо вляпались мои друзья? Не настолько, насколько должна бы. Чай не первый год их знаю. Куда как больше ошарашило явление за мной моего наваждения собственной персоной. Просто я интуитивно готовилась уже к какой-то неприятности с ними, но уж никак не ожидала, что в это окажется замешан еще и мой котоволчара. Уверена, что это все полностью «гениальная» идея Шмеля: раздобыть Мелкому поддельный паспорт с фальшивой датой рождения, по которой выходило, что он еще малолетка, подцепить на его смазливую мордашку богатую тетку, а потом ее и шантажировать, вымогая денег под видом старшего разъяренного брата. Вот вам и наш отдых у моря, да? Какой же он эпичный придурок! И Сазан с Лешкой не меньшие, если повелись на это. И где были глаза у той бабы, раз она приняла за чистую монету, что парню, с которым она спит, пятнадцать? Да он через себя уже десятки телок пропустил, неужто опыта не заметить? Не мне, конечно, об этом судить. Нет, понятно, что сейчас некоторые малолетки выглядят уже чуть ли не дядьками, вон целые лоси некоторые. И наш Мелкий на то и «Мелкий», что на вид куда как моложе, чем есть на самом деле. Мальчик-одуванчик эдакий, с фейсом порочного ангелочка. Но тогда где, мать ее, совесть у той не юной богатой шалавы, если она подозревала, что имеет дело с мальчишкой (иначе так запросто не повелась бы на развод), но все равно потянула его в койку. Или же единственная, кого тут разводят, — это я? Но ведь не проверить и не доказать никак. На видео парни признавались во всем, паспорт своими глазами видела, как и сообщения и проклятые деньги.

Побросав в сумку свои немногочисленные вещи под пристальным взглядом Захара, я обернулась к нему, и тут же вздрогнула от жадного предвкушения, что излучали его желтые зенки. Снова этот чертов контрастный душ из ледяных уколов моей злости к нему и жарких мощных волн неподконтрольного разуму вожделения. Как же мерзко от этого его «мы не встречаемся, ты мне принадлежишь», но это чертово мерзко никак не спасает. Все равно что прекрасно осознавать, что травишься, вдыхая ядовитый воздух, но повлиять ни на что не в силах, ведь приказать себе не дышать вовсе невозможно. Правильно, чего уж, с вещами не встречаются, их ни о чем не просят, их берут, когда хотят, не спрашивая согласия. Хрен с ним, поиграем по твоим правилам, скотина, а там поглядим. Вот только теперь хочу узнать все подробности «на берегу».

— Как все это надолго? — спросила, не отводя упрямо глаз и ловя его раздражение.

— Что именно, уточни.

— Как надолго я должна буду прикидываться твоей движимой собственностью?

— Сколько понадобится. Мне. — Его верхняя губа дернулась, словно он хотел на меня оскалиться. — И опережая твой следующий вопрос в том же духе: делать будешь все, что я скажу и когда скажу. Но тебе понравится. Каждый раз.

— А если нет?

— Чушь!

— Ну и все же? — не хотела уступать я.

— Значит, научишься терпеть и притворяться, — рыкнул он и шагнул ближе, а я привычно отшатнулась, ощутив себя объектом агрессии. — Шарахаться прекратила! Прямо сейчас!

Как будто это в моей власти, так же, как взять и перестать хотеть тебя, как бы с души от бессилия что-то с этим поделать ни воротило.

— Могу я хоть записку парням написать? — спросила, разорвав наш визуальный контакт. — Они переживать будут, искать.

— Ну вот и славно. — Выхватив у меня из руки баул, он сгреб со стола фальшивый паспорт Лешки и свой телефон, стал бесцеремонно подталкивать меня к выходу. — Я сильно сомневаюсь в их беспокойстве, но они реально это заслужили в качестве наказания. Ты же сама выбрала опять оплатить их проступки, так что считаю вполне справедливым, если они помучаются тоже, ломая головы, куда ты девалась и что с тобой стало. Хотя подозреваю, что ты, на самом деле, усматриваешь скорее плюс для себя в таком варианте расплаты, ведь твоим палачом буду я, а пытками — удовольствие. Будь по-другому, послала бы сейчас меня, а там трава не расти. Друзья друзьями, но платить за свое каждый сам должен. Разве не логично?

— Нет.

— Нет — насчет плюса или насчет личной оплаты своих счетов перед жизнью?

Его сверкающая черная тачка стояла перед самым подъездом, похожая, как и владелец, на хищную оскалившуюся зверюгу, и казалось, простенькие авто наших соседей невольно жмутся подальше от этого монстра.

— Насчет всего, — буркнула я, плюхаясь на мягкую кожаную обивку и сразу отворачиваясь к окну.

— Почему же это?

Потому что парни мне не только друзья. Куда как больше. Они — моя единственная семья. Моя не по крови, а по душе. Не та, где ты всем и каждому поперек горла, и родная мать вечно смотрела так, будто сожалеет постоянно, что я вообще есть, а отец, тоже предположительно родной, словно все время выдумывает, до чего бы докопаться, и стремится обрушить на мою голову без конца жгущую его изнутри ярость. Наша четверка — это единственное жизненное пространство, где мне комфортно, где на меня не изливались ненависть и пренебрежение, где не нужно было никогда обороняться. Поэтому да, мы все же семья. Вот такая вот косячная, корявая, беспутная, но семья. А в семье, нормальной, любящей, каждый костьми ляжет за своих, пофиг, что натворили. Родные не бросают, не перестают тебя любить, если ты придурок, наворотил дел и, блин, даже, наверное, если убил.

По-моему, именно так, но Захару я об этом говорить не собираюсь. У него же на лбу написано, что он меня и понимать не захочет, обсмеет разве что.

Огромная горячая лапища беспардонно опустилась на мое бедро, раздвигая ноги, скользнула выше, пальцы прицельно нажали на шов джинсов, заставляя охнуть и дернуться на сиденье от идеально точного попадания по чувствительной точке.

— Мы уже как-то говорили о вранье и об игнорировании моих вопросов, Аяна, — ухмыльнулся Захар, даже не глядя на меня, спокойно выруливая со двора. — Нуждаешься в напоминании?

— Ни в чем я, на хрен, не нуждаюсь! — схватила его запястье, нарочно вгоняя ногти в его кожу, силясь оттолкнуть. Но где уж там! — Тебя не касается, почему я согласилась, и уж тем более не считаю встречу с тобой опупительным везением, хоть какое там удовольствие за ним бы ни последовало.

— Совершенно напрасно, — продолжил сушить свои белоснежные зубы Захар, похоже и не замечая моих усилий избавиться от его наглого лапанья моей промежности. — Я сейчас, между прочим, оказываю тебе огромную услугу, увозя из этого отстоя к достойной жизни.

— Ага, прям благодетель.

— Со временем оценишь.

— Само собой, — сквозь зубы процедила я, все еще пыжась избавиться от давления между ног, от которого уже и голос стал отдавать хрипотцой. — Оценю и стану со слезами на глазах благодарить. Небось, большой опыт-то у тебя в осчастливливании всяких дур наивных.

Сзади просигналили, и только тогда Захар убрал руку, переключая передачу. Дал мне понять, что во всех смыслах всем управляет он, сколько я ни лезь из кожи? Гад.