Одноглазый дом - Женя Юркина

– Как ты?

– Как человек, выпавший из паутины.

Офелия покрылась мурашками лишь представив, каких размеров были паутина, поместившая на себе человека, и тот паук, что ее сплел.

Дарт поручил Офелии ухаживать за сестрой и обрабатывать ссадины, а после, убедившись, что она справится без него, ушел, заметно прихрамывая. Видимо, и ему досталось от Паучьего дома.

Офелия ответственно отнеслась к заданию и вопреки возражениям сестры тщательно обработала каждую царапину, почувствовав себя очень взрослой. Обычно все было наоборот: Флори заботилась о ней, опекала и старалась уберечь от всех невзгод. Разобравшись с лечебными примочками, Офелия спустилась на кухню, чтобы заварить чай, но Дарт уже все сделал сам, оставалось только отнести чашку. Она вызвалась помочь, но прежде решилась поведать о визите лютена из Корень-дома.

За время ее рассказа Дарт сменил несколько выражений лица: с озадаченного на удивленное, а затем на гневное. Взгляд у него был таким испепеляющим, что Офелия представила себя горсткой золы.

– Сколько же с вами проблем, – выдохнул Дарт и потер виски, словно пытался унять головную боль.

– Хуже одной Гордер могут быть только сестры Гордер! – гордо заявила Офелия. Именно таким восклицанием отец реагировал на их провинности, что считалось высшей степенью его недовольства.

– Да, так вам и следует представляться, – хмыкнул Дарт.

Офелия подхватила кружку и поспешила к сестре, но едва не пролила все в холле, когда испугалась внезапного появления Деса.

– Машина готова? – спросил Дарт с ходу, однако по взволнованному виду друга мог бы догадаться, что все шло не по плану. Выяснилось, что занятой Рин прислал вместо себя врачевателя, а Дарт не хотел его впускать. Дес попытался успокоить его:

– Это свой человек, из управления. Он не ослушается Рина и никому не разболтает о том, что здесь увидит. Да ему за молчание тройное жалованье платят!

– Деньги – это кляп, который быстро заканчивается, – неодобрительно сказал Дарт. – Это все равно что затыкать рот леденцом.

– Дружище, будет хуже, если мы отправим ее в лечебницу и проколемся на первом же вопросе. – Дес похлопал его по плечу, и Дарт невольно поморщился. – Поверь, Рин знает, что делает.

– С каких пор ты с ним соглашаешься?

– Не злись. Я не виноват, что его мнение иногда совпадает со здравым смыслом.

В конце концов было решено впустить врачевателя, и Дес ушел за ним. Дарт поспешил спровадить Офелию с глаз долой, и она, затаившись в комнате, могла только догадываться о происходящем по шуму торопливых шагов на лестнице, негромких разговоров, лязга замков на чемодане врачевателя, звона лекарственных пузырьков. Врачеватель проводил осмотр слишком долго – так ей показалось. Когда дверь за ним захлопнулась, Офелия вернулась к сестре. Выглядела та уже лучше: щеки порозовели, темные кудри изящным ореолом легли на подушке, но хрупкость фарфоровой фигурки никуда не делась.

– Не смотри на меня так, это просто ушибы.

Желая показаться здоровой и бодрой, Флори поворочалась и уселась, однако от Офелии не ускользнуло, как та скривилась при неосторожном движении. Гримаса боли появилась лишь на мгновение – и стерлась, чтобы не разрушить образ сильной старшей сестры. Офелия терпеть не могла, когда взрослые так делали. Они не показывали свою слабость и даже если болели – переносили это кротко и стойко, почти незаметно, убеждая, что все хорошо. Они притворялись так долго и так правдоподобно, что Офелия верила в их неуязвимость и не допускала мысли, что с ними может приключиться что-то страшное. Но все обернулось обманом! Теперь, когда ее сильные, смелые родители были мертвы, Офелия знала, что каждый хрупок, слаб и уязвим.

Она присела на краешек кровати, и Флори наконец поведала ей о Паучьем доме и его лютине, ловушках безлюдя, огромной паутине и своем падении. Потом она замолчала, встретившись с провалом в памяти. Потеряв сознание, Флори понятия не имела, что произошло дальше, и не меньше Офелии нуждалась в рассказе очевидца. Как раз вовремя в комнату заглянул Дарт, будто ждал за дверью, чтобы появиться в нужный момент.

– Врачеватель сказал, что тебе нужен отдых и крепкий сон. Так что вот. – Дарт поставил на прикроватный столик маленький пузырек, в котором Офелия сразу узнала сонную одурь, а вторую склянку, водруженную рядом, она раньше не видела. – Чайная ложка сонной одури перед сном и пару капель бодрящей с утра.

Кажется, он куда-то спешил, потому что говорил быстро и выглядел взвинченным. Однако Флориана не собиралась отпускать его без объяснений.

– Можешь рассказать, что случилось после того, как я упала?

Дарт нервно дернул плечом, точно собирался отказать, но все же ответил:

– Ты упала на груду старых матрасов. Когда я выбрался из ловушки и спустился, ты была уже без сознания. Я… испугался за тебя и сразу поспешил вернуться сюда через тоннели.

– А Паучиха?

– Забилась в угол, потому что знает, что ей грозит. Паучий дом уже давно в сложном положении: он питается страхом, и лютина вынуждена его кормить. Заманивает бродячих собак, завлекает обманом детей – и кошмарит их, пока безлюдь не нажрется. Рин запретил использовать человеческий страх и вынес предупреждение, что снесет дом, если подобное повторится. И оно повторилось, как видишь.

– Паучиха творит ужасные вещи, – выпалила Флориана, – ее нужно наказать.

– А разве прислуживание монстру не есть наказание? – Дарт невозмутимо повел бровью.

Флори поджала губы и ничего не ответила. Она всегда старалась находить верное решение, следовать непреложной истине, но здесь, очевидно, не могла определить, что правильно.

– Будь ты домографом, то снесла бы дом? Смогла бы убить разумное существо?

Она медленно покачала головой, как будто сомневаясь в собственном «нет».

– Мне пора, – заявил Дарт, нарушив неловкое молчание. – Нужно решить проблему с Сильваном. – Прочитав на лицах сестер недоумение, он пояснил: – Лютен из Корень-дома. Приходил сегодня, говорил, у него ко мне важное дело.

Вскоре Дарт ушел через подземные тоннели, а Десмонд, по сложившейся традиции, остался, чтобы приглядеть за сестрами, хотя обеим эта опека казалась лишней, однако после всех неприятностей, учиненных ими, возразить ни одна из них не посмела. Впервые идея просто сидеть в комнате пришлась им по душе.

Весь вечер Офелия провела в заботах о сестре: перекладывала подушки, чтобы той было удобно лежать, меняла компрессы и таскала еду на подносе. В очередной раз заглянув на кухню, она услышала с улицы бренчание гитары и вновь стала размышлять над загадкой, почему Дес так не любит находиться в доме, если сам безлюдь довольно благосклонен к нему. Через стеклянные двери мастерской она увидела уже знакомую картину: Дес сидел на траве и покачивался в такт мелодии, которую играл. Когда Офелия окликнула его, он прервался и настороженно спросил: