Зимняя война 1939-1940 гг. - Гордон Франк Сандер

Очевидно, доклад Ярцева Молотову был положительным, так как четыре дня спустя, 29 января, пришло послание для Гюнтера для передачи Танперу. Первое предложение в послании пс могло быть более важным:

«Правительство Советского Союза в принципе не против переговоров о заключении соглашения с правительством Рюти — Таннера».

«Этими словами, — пишет Якобсон, — правительство Куусинена, самое важное препятствие на пути к миру, было отправлено в ад проигранных дел коммунизма и о нем больше никто не слышал».

Но в протянутой руке Молотова была сталь: в том же послании, где запрашивались приемлемые для Хельсинки условия мира, целеустремленный советский комиссар также подчеркнул, что времени на раздумья у финского правительства мало.

Рюти, Таннер и Паасикиви, триумвират во главе финского правительства, разделились во мнениях. Как и во время первых переговоров в Москве, Паасикиви был за то, чтобы дать русским базу в Финском заливе — если не в Ханко, то где-то еще. Рюти и Таннер были против. Маннергейм, на этот раз, — тоже.

После консультаций троица решила предложить компромисс: финское правительство было готово пойти на некоторые территориальные уступки Кремлю на перешейке, оно также предложило сделать Финский залив нейтральной зоной. По поводу главного советского требования, Ханко, финны хранили молчание. «Финляндия также должна думать и о своей безопасности, — говорилось в ноте Рюти для Коллонтай. — Важность этого показали и последние события».

Рюти, полный надежд, полетел в Стокгольм, для того чтобы вручить ноту русскому послу для передачи в Москву. Его оптимизм был преждевременным.

И снова Кремль ответил артиллерией и бомбами. Утром 1 февраля, когда финский премьер все еще находился в Стокгольме, и до того, как он успел вручить ноту мадам Коллонтай, началась сокрушительная увертюра столь долгожданного русского наступления с главным ударом в Сумма. Даже Маннергейм был удивлен его мощью: артиллерийская подготовка была сильнее, чем все то, что наши части до сих пор испытали. То же самое касалось и авианалетов, в которых было задействовано не менее 500 самолетов. В полдень вперед пошли танки с пехотой под прикрытием дымовой завесы. Битва кипела весь день.

Наступление было отбито по всему фронту. «Но вскоре мы поняли, что это только начало», — отмстил Маннергейм.

На следующий день, чтобы показать всю серьезность намерений, русские ВВС, которые всю неделю наращивали удары, начали новое великое воздушное наступление против Финляндии. Еще одна армада бомбардировщиков и истребителей атаковала многочисленные объекты в Финляндии. В самом разрушительном налете на западный город Пори русские бомбардировщики попали в бомбоубежище, что привело к гибели 14 человек. Большая часть города была стерта с лица земли. Сортавала в северной Карелии также сильно пострадала.

* * *

На следующий день Вяйно Таннер лично, отчаянно стараясь поддержать переговоры о мире, прибыл в «Гранд-Отель», как пишет Якобсон:

«Встреча была организована тайно. Местом встречи был избран номер мадам Вуолийоки в «Гранд-Отеле». Советский посол зашла туда первой. Затем в 11 часов утра в гостиницу проскользнул Таннер через черный вход. Он поднялся в номер по служебной лестнице и в переполненном фойе гостиницы не появлялся. Ему никто не попался на пути. Как только он прибыл, мадам Вуолийоки покинула номер, оставив переговорщиков наедине на один час.

Но орудия Семена Тимошенко заговорили первыми. Январское затишье закончилось. Начинался финальный акт войны».

Артиллерийская подготовка была сильнее, чем все то, что наши части до сих пор испытали. То, что русские научились координировать действия разных родов войск было видно по тому, как огонь артиллерии четко следовал за передвижениями пехоты.

Густав Маннергейм

Мы потратили три недели на разговоры и склоки, и это дорого нам обошлось, так как сражения на фронте обернулись не в нашу пользу.

Вяйно Таннер

Серию сражений здесь можно назвать «чудом при Сумме», сравнимом по масштабу с битвой на реке Сом и Верденом…

Финское Верховное командование, 13 февраля 1940 года

Вяйно Таннер, добросердечный, по не особо умный финский министр иностранных дел, был озадачен. Вяйно Таннер вообще часто был озадачен, но в тот день, 6 февраля, на шестьдесят девятый день необъявленной войны между СССР и Финляндией, он был более озадачен, чем обычно. Несколькими минутами ранее, когда министр вошел в комнату Александры Коллонтай в «Гранд-Отеле», он был полон надежд. Советский посол с ее подругой Хеллой Вуолийоки наконец сумели возобновить переговоры между Москвой и Хельсинки. Она стояла в комнате с телеграммой в руке. Четырьмя днями ранее Таннер, Рюти и Паасикиви были обрадованы решению Молотова и Сталина возобновить переговоры с их правительством, то есть законно избранным правительством Финляндии, а не с правительством Отто Вилле Куусинена в Терийоки. Они тотчас же послали свои предложения для переговоров.

В тот день, 2 февраля, позиция Финляндии на переговорах все еще была сильной. Несмотря на повое русское долгожданное наступление на линию Маннергейма, которое началось самым массированным артиллерийским обстрелом со времен Первой мировой войны и столь же мощное воздушное наступление, финский боевой дух был на высоте. Его держали на высоте великие победы, одержанные у Суомуссалми и Раатте. Более того, ожидалось, что 9-я дивизия Хьялмара Сииласвуо уничтожит еще одну русскую дивизию к северу от Ладоги. Были хорошие перспективы получения заграничной помощи, не говоря о все больших количествах добровольцев, прибывавших в страну. Отступлений не было — пока. Пока не были утрачены позиции. Под постоянным обстрелом, измученные недосыпом, финские солдаты на фронте на Карельском перешейке все еще были сильны духом — как и весь финский народ.

Первоначальные условия финского правительства для возобновления переговоров о мире — нейтрализация Финского залива, уступки части территорий на перешейке в обмен на такие же территории — являлись отражением этой финской уверенности. Хельсинки, или же по крайней мере тройка Таннер — Рюти — Паасикиви, которая на самом деле и правила Финляндией, хотела мира, но справедливого мира. Вдобавок это должен был быть такой мир, который можно было «продать» остальным членам правительства и финскому народу. После двух месяцев войны погибло свыше 9000 финских солдат и гражданских лиц, значительная часть страны была в руинах от советских бомб, и финское правительство было готово закончить войну — в особенности в свете того, что Кремль больше не пытался заменить его своим марионеточным режимом.

Однако правительство не собиралось унижаться. И оно не было готово передать Ханко, как снова начал настаивать Молотов.

Требование оставалось неизменным, подчеркнул Молотов через мадам Коллонтай три дня спустя. После чего Таннер, отчаянно желавший продолжения переговоров о мире, взял инициативу на себя и предложил неназванный остров в Финском заливе от себя. Таково было положение вещей, когда Таннер вошел в комнату Коллонтай.