Дом на краю ночи - Кэтрин Бэннер

Мария-Грация не могла места себе найти от беспокойства. Она переходила из комнаты в комнату, оттуда на террасу – вместо того чтобы обслуживать в баре посетителей. И она вдруг услышала детский голос. Это малышка Кончетта безуспешно пыталась выманить Мичетто из куста бугенвиллеи.

– Он не хочет со мной играть, – пожаловалась девочка.

– Пойдем в бар, налью тебе limonata, – сказала Мария-Грация. – А может, угостить тебя arancino, наверняка ты проголодалась?

– Там все столпились вокруг приемника.

– Знаю. Давай найдем тебе уютное местечко.

Кончетта была дочерью Арканджело, но создавалось впечатление, что она сирота. Ни мать, ни отец не знали, что с ней делать. Вечно чумазая, со спутанными волосами, она болталась по острову, ловила ящериц, лупила палками по чему ни попадя – вылитый мальчишка. Кроме того, девочка страдала припадками. В три года она упала посреди площади и забилась в судорогах, изо рта у нее пошла пена. С тех пор приступы повторялись регулярно. И хотя Амедео поставил ей диагноз «эпилепсия», городские старухи упорно затаскивали ее в церковь, где бесконечно читали над ней «Аве Мария» и «Отче наш», дабы спасти ее неприкаянную душу.

С недавнего времени Кончетта завела привычку прятаться от старух в баре Марии-Грации.

– Да, пожалуйста, я выпью limonata! – Девочка с готовностью вскочила на ноги. – А можно мне еще и рисовый шарик? Или два? – добавила она с надеждой в голосе.

В баре Мария-Грация поставила перед ней стакан, положила два шарика на салфетку и помогла девочке забраться на стул. Кончетта проворно умяла рисовые шарики и осушила стакан с лимонадом. Она была самым благодарным клиентом Марии-Грации. Довоенных больших рисовых шариков, приготовленных из настоящего риса, а не из скатанного хлеба с зерном, она попросту не помнила. И понятия не имела, что от лимонада обычно вовсе не сводит скулы, так как он должен быть сладким.

– Ну вот, – с удовлетворением сказала Кончетта, – так-то лучше. А то у меня живот болел от того, что я не ела весь день.

– Где ты была сегодня? – спросила Мария-Грация.

– У скал и в пещерах. Еще с козами у Маццу. Но они такие скучные из-за жары. Лежат себе и лежат.

– Будь осторожна, когда ходишь одна по острову. В море собралось много кораблей, они явно к чему-то готовятся. – Мария-Грация и сама не понимала, от чего пытается предостеречь девочку.

– Да что мне корабли, – отмахнулась Кончетта. – Они неинтересные. Вот если стрелять начнут. – Она допила лимонад. – А почему Мичетто меня не любит?

– Ох, он со всеми такой. Не расстраивайся. Нрав у него дикий.

– И у меня нрав дикий, – объявила Кончетта, что было истинной правдой.

В тот вечер, сидя за кухонным столом, как обычно подавленная молчанием родителей, Мария-Грация вслушивалась в шум приближающегося шторма. Она угадывала его в судорожных ударах волн о волнорезы, хлопанье пальмовых ветвей.

– Агата-рыбачка была права, – сказала она, глядя на собирающиеся тучи.

– В чем? – спросила Пина.

– Шторм надвигается.

Лежа ночью в своей детской спальне, где стены были украшены картинками-гербариями, снимками Мичетто и школьными грамотами с пожелтевшими краями, Мария-Грация никак не могла уснуть. Бессонница лишала ее покоя, зудела, точно комар. Почему вдруг не спится? Снаружи ветер раскачивал пальмы, с террасы доносилось испуганное мяуканье Мичетто. На другой стороне площади у кого-то хлопали ставни.

Мария-Грация спустилась и забрала кота в дом, как всегда делала в плохую погоду. Но кот не желал спать, он нарезал по комнате круги, и шерсть у него на загривке стояла дыбом. Мария-Грация не выдержала и выставила его обратно на террасу. И когда она брала его на руки, Мичетто впервые в жизни укусил ее.

– Мичеттино! – возмутилась девушка, но кот уже забился под куст олеандра и дрожал там, дико озираясь.

Когда шторм утих на какое-то мгновение, ей почудилось, что она услышала рев самолетов.

Она, должно быть, заснула ненадолго, потому что ее разбудил мощный раскат грома, от которого содрогнулся весь дом.

– Мама! Папа! – На темной лестнице она столкнулась с отцом. – Что это?

– Артиллерия, – ответил отец. – Тяжелые орудия.

– Здесь?

– Нет, amore, они гораздо дальше, чем кажется. Это бомбят побережье Сицилии.

Они с отцом поднялись на крышу. Мощные вспышки, сопровождаемые грохотом, пронзали темноту. Над морем висела пелена из дыма, закрывавшая звезды. Маленькие сицилийские домики, всегда казавшиеся игрушечными, тоже исчезли за клубами дыма. Фонтаны воды и песка вздымались ввысь. По всей поверхности моря на волнах качались обломки.

– Самолеты, – сказал отец. – Эти бедолаги на самолетах, должно быть, попали в шторм.

– Думаешь, кто-нибудь выжил? – спросила девушка. – Может, надо нашим лодкам выйти в море на помощь?

– Они слишком далеко.

На острове поднялась суматоха. Кто-то, выскочив из постели, кинулся в церковь и принялся бить в набат, прежде чем отец Игнацио успел остановить. Маццу с сыновьями, вооружившись вилами и ружьями, помчались на пристань и уже почти отчалили, чтобы спасать раненых, но их не пустили другие рыбаки. Это была плохая затея, так как они могли погибнуть под огнем артиллерии. Толпа собралась на площади, графские крестьяне вытащили статую святой Агаты. Джезуина и другие вдовы вовсю молились, в то время как podesta, то есть сам il conte, довольно комичный в своей ночной рубашке, шерстяных носках и растрескавшихся ботинках, оставшихся со времен Первой мировой, носился, раздавая приказы.

Говорили, что охранники погрузились в свою серую моторку и сбежали, оставив ссыльных без присмотра. Так и было: когда il conte отправился к ним, чтобы приказать восстановить порядок на острове, охранники исчезли.

Всю ночь большие серые корабли подплывали к берегу Сицилии и выгружали людей, маленьких, словно рисовые зернышки. Когда наступил рассвет, произошло еще одно чудо: корабли, диковинными зверями сгрудившиеся у Сицилии, снова пришли в движение и направились к горизонту.

Наутро было слышно лишь отдаленное грохотание, означавшее, что inglesi и americani прорвались вглубь Сицилии. Марии-Грации ничего не оставалось, как открыть бар, что она и сделала. Подняв жалюзи, она увидела толпу соседей, с нетерпением ожидавших новостей из единственного на острове радиоприемника.

Все утро, под грохот артиллерии, Мария-Грация обслуживала многочисленных посетителей бара. Однако по радио так ничего и не передали, как будто там никто не ведал о сражении у берегов Сицилии. Даже Пина, придя после уроков из школы, ничего не смогла разобрать: дикторы Би-би-си сегодня слишком частили, да еще помехи были особенно сильными.

Вот такие дела творились на острове, когда случилось явление человека из моря, единственным свидетелем которого стала Кончетта.