Когда деревья молчат - Джесс Лури

Времени оставалось совсем немного. Сефи уже наверняка жаловалась, как я долго и сколько ей ещё за меня работать. Может, папа даже топал к дому, чтобы поймать меня на месте преступления. Я убедилась, что все его ящики закрыты, очень быстро пописала, потому вряд ли мне удастся снова уйти в ближайшее время, и уже была почти у двери, когда подумала о подвале.

«В грязных подвалах призраки водятся, – сказал Фрэнк. – Всегда».

Когда я в последний раз был в нашем? Разумеется, раньше нам с Сефи можно было туда ходить, но я правда не помнила, чтобы была там, кроме того раза много лет назад. От этой мысли я вся похолодела. Всю прошлую неделю папа не спал допоздна. Я думала, что он крадется по кухне, но вдруг он ходил в подвал?

Мои ноги сами собой двинулись к кладовке.

Я включила свет.

Я видела, как моя рука потянулась к двери в подвал. Ручка была холодной. Я её повернула. В нос ударил запах влажной грязи. Абсолютная чернота внизу поглощала слабый свет кладовки, тяжело дыша и требуя чего-то большего. Я поставила ногу на верхнюю ступеньку лестницы. Лестница была похожа на стремянку, если честно: не сильно шире и прибита к стене.

Верхняя ступенька скрипнула под моим весом.

Моё сердце так и громыхало.

– Это просто чёртов подвал, – сказала я вслух, выругавшись, чтобы придать себе смелости.

Это не сработало. Я не смогла себя заставить спуститься ещё хоть на одну, и когда я решилась закрыть дверь, то прямо стрелой ринулась из дома. Я надела обувь и вышла на яркое солнце, отряхиваясь, как собака после купания.

Если Сефи думала, что ей удастся избежать разделки мяса из-за недавней раны, то она глубоко заблуждалась. Мы принялись за работу, как обычно: папа отрубал куриные головы, а я, мама и Сефи занимались всем остальным.

– Слушай, мам, – сказала я, когда папа убил всех куриц и ушёл в дом. Мне пришлось перегнуться через разделочный стол, чтобы поговорить, потому что между нами, подперев забинтованное колено, сидела Сефи. – Вы с папой ходили в школу вместе с сержантом… мистером Бауэром?

– Конечно, – сказала она. Вжух, и её курица была вскрыта, легкими движениями руки съедобные части, вроде сердца и желудка, отправились в миску из нержавеющей стали. Остальные внутренности пойдут кошкам.

– А как насчет водителя автобуса, Карла? Или мистера Коннелли? – Я перечисляла всех, кто вел себя странно в последнее время.

– Боюсь, я не знаю ни одного, только если ты не говоришь о своём учителе музыки?

– Да, о нем, – ответила я.

– Я видела его только на родительских собраниях. Он казался хорошим человеком.

Я кивнула.

– А что ты знаешь про Гоблина?

Сефи дёрнулась от его упоминания.

– Про кого? – переспросила мама.

Я поняла, что не знала его настоящего имени.

– Того мужика, который живёт в конце дороги, прямо у поворота налево к старому дому Свенсонов.

– Ребята зовут его «Гоблином»? – Мама притворно вздрогнула. – Да, он выпустился из школы вместе со мной и вашим отцом. Странноватый он, конечно. Он всегда таким был, хотя мне кажется, что какое-то время они с вашим отцом дружили. Теперь он его терпеть не может. Он тогда бросил армию. А мистер Бауэр, кстати, не так уж плох, как только познакомишься с ним поближе.

Мама наклонилась к Сефи, разговаривая, как подружка с подружкой.

– Я встречалась с ним в старших классах, ты знала?

– С сержантом Бауэром? – переспросила я. От этой мысли мне поплохело.

Мама захихикала, как девчонка.

– Не надо делать такое ужасное лицо! Я же не всегда была замужем.

Сефи притворилась, что её тошнит. Мама шутливо её пихнула.

– Ну ты чего?

– Прости, – ответила Сефи.

– Мои любимые дамы всё ещё за работой! – папа появился за мамой и обнял ее. Его настроение снова изменилось. Наверное, он уже успел выпить.

Я вытаскивала перья, глядя на Сефи. Она передвинула свою раненую ногу.

Папа поцеловал маму в шею, и та откинулась назад и рассмеялась.

– Не сейчас! Я нас обоих испачкаю.

Папа прогудел ей что-то на ухо, и она снова рассмеялась.

– Ладно. Десять минут. Вы остаётесь одни, девочки. Мне надо помочь вашему отцу с проектом.

– Но тут ещё с десяток куриц! – заныла я.

– Ты всегда так драматизируешь, – сказала мама, поливая из шланга себе на руки.

Муха с жужжанием опустилась на курицу, которую я ощипывала. Насекомое было таким жирным и чёрным, таким лоснящимся, его задние лапки терлись друг о друга, когда оно сидело на покрытой мурашками куриной тушке.

– Я их до конца буду ощипывать, – пробормотала Сефи, – а ты выпотроши.

Мама выключила шланг.

– Не намочи ногу, Сефи. Туда может попасть инфекция.

Сефи кивнула.

– Я не хочу их потрошить, – снова заныла я.

– Ладно, давай тогда вместе ощипывать, – предложила она. – А когда закончим, ты их будешь резать, а я всё вытаскивать.

– Ладно.

Я продолжила работать с вонючим куриным трупом, чувствуя на себе её взгляд.

– Зачем ты спрашивала маму о Гоблине, сержанте Бауэре и остальных? – спросила она.

Я вылила кружку воды на кожу, вымывая все перья. Вода стала розовой.

– Не знаю. Тебе никогда не было интересно, какими мама с папой были в молодости?

– Не очень.

– А мне вот иногда. Они учились в Лилидейле. Как и Бауэр. А по тому, как папа на днях обошёлся с Гоблином в алкогольном магазине, я поняла, что он давно его знает. – Я сделала паузу. – И папа в последнее время совсем съехал. Даже больше, чем обычно. Тебе не кажется странным, что он начал встречаться с Бауэром примерно в то же время, когда напали на Краба и, возможно, ещё одного мальчика из Впадины? И что встреча с Гоблином его так расстроила?

Сефи закатила глаза.

– Как только что мама и сказала, папа не любит Гоблина, потому что тот уклонялся от призыва. Хватит быть такой странной.

– Это тебе придётся совать свою руку в курицу.

* * *

– Что мы готовим? – спросила я Сефи, перепрыгивая с ноги на ногу.

– Спагетти, наверное, и салат со шпинатом. Должно быть довольно легко.

– Сефи! – Я схватила её за руку и потянула к лестнице за моей спиной. – Если мы будем готовить спагетти, то у нас ещё куча времени померить те платья. Пооожааалуууйстааа.

Сегодня, во время перерыва на обед, нам доставили посылку от тёти Джин, после того, как мы со Стефи закончили чистить куриц и снова занялись уборкой дорожек. Внутри лежала белая тонкая обёртка, а сверху – записка от руки: «Моим любимым принцессам, которые вырастут, нравится это их родителям или нет». Я откинула красивую тонкую бумажку, раскрыв два струящихся платья из тафты, одно цвета гранатовых зерен, другое – насыщенного оттенка баклажана.