Метро 2033. Дворец для рабов - Светлана Алексеевна Кузнецова

– Я устал, – почти не покривил душой Тим.

– Ладно, мне тоже надо кое-чем заняться. К вопросу о том, куда я отлучался: история выходит гнусная. О тебе прознали и попытались выяснить, кто такой и почему важен для меня лично. Отбрехаться получилось, но мне теперь интересно, кто из моих подчиненных оказался крысой.

– Здесь я вам не помощник.

– Ошибаешься. На Марянку ты верно указал, но я пока приберегу данный козырь. Что же касается пыток, то я позволю их лишь в одном случае: если пойму, что договориться с тобой не удастся.

Больше в тот день они не общались. Немчинов шуршал документами, и Тима очень быстро сморил беспокойный сон. Казалось, он вернулся в детство, когда еще обитал с Колодезовым в одной комнате и засыпал под неяркий свет ночника, скрип карандаша по бумаге и едва слышное бормотание.

Тьма обнимала, проходилась по телу мягкими лапками, щекотала за ухом и, если очень сильно прислушаться, тихо-тихо урчала. Тим стоял в огромной пещере, стены, пол и потолок которой уходили в пустоту, и смотрел на кусок черного базальтового «сыра», испещренного множеством тоннелей.

По тоннелям гулял ледяной ветер, в них копошились какие-то создания, и Тим знал, что нужно лишь сделать шаг, чтобы стать их частью, но отчаянно не хотел. Во мгле он чувствовал себя практически в безопасности, даже когда она оживала, имитируя поведение огромного хищника – пока сытого, а потому мурчащего, но в любой момент способного проголодаться.

– Интересный выбор, – донеслось над ухом, и Тим тотчас же оказался в полной темноте.

Рельсы под ногами прокладывал кто-то, явно не думающий о людях, которые станут ходить по путям. Ширина шага у Тима превышала промежуток от шпалы до шпалы, но и перемещаться, перемахивая через одну, было неудобно. Приходилось семенить. Впрочем, пути ведь и создавались для поездов, а не для глупых детей подземелья, посчитавших царство транспорта собственным домом, если не страной или миром.

Раньше человек властвовал на всей Земле. Тим не имел понятия, что сделалось с людьми на других континентах, но хорошо, если бы они выжили. Абсолютно не важно, какая страна первой начала безумие. Пострадали от катастрофы все.

Кто-то непременно назвал бы подобную позицию непатриотичной, а самого Тима – предателем, только он не стал бы прислушиваться к озлобленным представителям рода человеческого. Почему-то именно такие – жизнью обиженные – всегда искали врагов со стороны, не осознавая, что гниль сидит в них самих. И в Москве, похоже, доискались – среди таких же выживших.

– Дворец для рабов, – снова прошептали на ухо.

Красивую все же аналогию подобрал Немчинов. Дворец – так и было некогда, в те далекие, а на самом деле близкие времена до катаклизма. Тогда метрополитен жил, по его жилам-тоннелям, словно кровь по венам, тек электрический ток. Он приводил в движение синие поезда, стремительно проносившиеся из конца в конец веток. Каждая станция была особенной, невероятно красивой и, главное, чистой. Храм величия человеческих возможностей, музей прошедших эпох и культурных веяний, необходимость – ведь без метро на поверхности произошел бы полный транспортный коллапс.

Тим не мог не горевать об утерянном. В детстве он зачитывался советской научной фантастикой, наверное, потому и предпринял эту чертову вылазку. Не признавался в том даже себе, но внутренне верил, будто люди в душе благородные, прогрессивные, не пасующие перед трудностями. И кого он увидел?.. Рабов, которые, спасаясь от стихийного бедствия, забежали в античный храм. Их не интересовали барельефы, скульптуры и живопись. Их не восхищал блеск света на отшлифованных гранях и гладкость мрамора, высота сводов и стройность колонн. Им, словно крысам, только бы размножиться и погрызться – если не с другой группой, то между собой.

– А ты уже смотришь на жизнь чужими глазами, – попенял голос. – Быстро.

Именно. И Тим даже знал, чьими глазами он глядит на метрополитен. Вот только до того, как он встретил Немчинова, вышел на «Маяковскую», на которой его опоили отравой и намеревались убить.

Мгла колыхнулась за плечами и рассеялась в звучном смехе, превратившись в рой ночных мотыльков. Теперь Тим стоял на железнодорожной насыпи. Слева – лес, не такой, как теперь, не разросшийся и страшный, напоенный некой внутренней силой, а мирно спящий. Тонкие ветви плакучих берез едва шевелились, тронутые ветром, по синему небу плыли белесые облака, за спиной, за хлипким штакетником и заборами, покрытыми разноцветной краской, притаились приземистые срубы. Тот, который стоял правее на отшибе, особенно нравился Тиму изумрудными стенами и деревянным кружевом, покрытым голубой краской (тогда его еще не просветили насчет плохой сочетаемости некоторых цветов), вокруг окон. А еще дальше, за примыкающей к станции улочкой, носящей громкое имя Привокзальной, возвышались две башни из оранжевого кирпича и длинный панельный дом ослепительно-белого цвета. Издали донесся высокий гудок, предупреждающий о приходе очередной электрички. Тим помнил, что те проносились мимо или останавливались строго по расписанию, а еще нельзя долго стоять на путях или переходить их, не осмотревшись как следует и не прислушавшись, – может и переехать.

– Ну, чего ты встал? Опоздаем, – эффектная, пусть и немолодая уже женщина в светлом кремовом платье и туфлях-лодочках на низком каблучке взяла его за руку и повела к перрону, сделанному из огромных бетонных плит.

Тим задирал голову, ища глазами название станции. В какой-то момент это даже удалось, но литеры никак не получалось распознать, пусть они и оставались знакомыми: расплывались перед глазами, наползали одна на другую и, казалось, потешались и издевались над смотрящим.

В отличие от синих стрел Московского метрополитена подмосковные электрички были зелеными. Женщина купила билет в кассе и, снова схватив Тима за руку, потянула к разошедшимся в стороны дверям, успев в последний момент заскочить в вагон. С громким «уф» сомкнулись створки. Электричка издала вздох – «пф-ф» – и качнулась, а потом начала набирать скорость. «Чух-чух» – запели-застучали колеса. Деревянное сиденье, на которое забрался Тим, было покрыто лаком, приятно холодило и скользило.

– Не елозь, – велела женщина и предупредила: – Нам скоро выходить, и, пожалуйста, не потеряйся на вокзале, как в прошлый раз.

То место, где они сошли с электрички, действительно можно было назвать вокзалом, не покривив душой. Особенно нравились Тиму аркообразные входы-выходы из здания и окна на квадратной часовой башне. Вся площадь перед ним была отдана под нужды автотранспорта. Люди толпились у остановок автобусов – где-то больше, где-то меньше.

– Вот всегда так, сволочи, – донесся из очереди, которую миновали Тим и женщина, бодрый старушечий голос. – По полтора часа ни одной «пятрешки», а потом сразу три одна за другой. Они там «козла» забивают, не иначе.

Из очереди ей поддакнули несколько голосов, а мужик в тельняшке предложил составить компанию шоферам и обыграть «козлов» по-быстрому.

Люди, конечно же, возмущались, но делали это как-то необидно, задорно и с юморком.