Тигры в красном - Лайза Клаусманн

Чистота — залог благочестия.

Детей должно быть видно, но не слышно.

Она твердила наставления матери, все, какие могла вспомнить, странным образом обретая утешение в этом повторении.

Эд обернулся на ее голос — сперва дернулась голова, затем развернулся всем телом. Он смотрел на нее. Она смотрела на него. Они стояли так примерно с минуту, глядя глаза в глаза, лицо Эда было как маска.

— Мама? — громко позвала Дейзи, продолжая смотреть в глаза Эду. Она была всего в нескольких шагах, но мать не услышала ее за шумом воды.

Эд двинулся к ней, и на долю секунды Дейзи наполнил страх. Вот он совсем рядом, и он выше, чем ей помнилось.

— Любопытство кошку сгубило, — тихо сказал он, и Дейзи ощутила его дыхание на своей щеке.

Сердце у нее ухнуло, раз, два. Она тяжело дышала. Сглотнула. Выговорила:

— Но она узнала, что хотела, и воскресла.

Голос звучал хрипло, придушенно. Дейзи чувствовала, как подрагивают ноги. Она зарылась пятками в мягкую землю, чтобы скрыть это.

Эд склонил голову, точно решаясь на что-то.

— Ты что же это, подглядываешь за моей матерью, Эд Льюис? — прохрипела Дейзи. — Ты что, маньяк секса? Как мистер Уилкокс?

— Молчи о мистере Уилкоксе, — произнесено было твердо, спокойно.

— Те спички из «Приюта»…

Дейзи замолчала, не договорив, — за спиной Эда она видела отца, спешащего к ним. Он пришел с другой стороны лодочного сарая, от его торопливости ей сделалось жутко.

— Дейзи, отойди от него.

Не сказав больше ни слова, отец схватил Эда и потащил в сторону пляжа.

Дейзи не сдвинулась с места — стояла и глядела, как они удаляются, как отец выкручивает Эду руку, как склоняется над ним. Слова относило ветром.

— Если ты… моей жене… — Отец затряс Эда. — Я скажу им…

Отец замолчал, точно ожидал услышать ответ. Затем Эд приблизил губы к отцовскому уху. Его губы перестали шевелиться, и Дейзи увидела в лунном свете, как исказилось лицо отца.

— Дейзи?

Дейзи вздрогнула.

— Мамочка!

Она бросилась к матери, прижалась к ее влажному телу. Мать была прохладной и чистой, Дейзи хотелось укрыться в ее руках, ее коленях, под ее кожей.

Мать обняла Дейзи одной рукой, второй пытаясь поправить бретельку комбинации, надетой на мокрое тело.

— Ради всего святого, что здесь происходит? — Мать посмотрела на Дейзи, перевела взгляд на пляж. — Что там делает твой отец? Это он тут вопил как бродячий кот?

Дейзи увидела, что отец один — стоит и смотрит на огни гавани. Внезапно ей стало все безразлично — и то, что Эд маньяк секса, и странное поведение отца.

— Мамочка.

Она заплакала, давясь рыданиями в шелковую ткань, вдыхая слабый аромат ландышевых духов и моря.

— Дорогая, да что стряслось? — раздраженно спросила мать.

— Ох, мама. — Дейзи потерлась лицом о шелк. — Все ужасно. Все неправильно. Тайлер поцеловал Пичес. А потом…

— О, понимаю, — сказала мать. Она вздохнула и погладила Дейзи по макушке. — Давай зайдем на минутку в сарай, и ты мне все расскажешь.

В сарае пахло льняным маслом и плесенью. Брошенное полотенце лежало кучкой возле корзинки для пикников. Мать сняла со стены две желтые лодочные подушки. Села, скрестив ноги, на одну и похлопала рядом с собой. В сумраке Дейзи заметила, что волосы ее лишь слегка влажные, темные блестящие локоны по-прежнему зачесаны назад. Сапфиры в ушах сверкнули, когда сигнальный огонь маяка на Чаппаквиддике прошел сквозь маленькие окна, на миг озарив их лица.

— Итак, — сказала мать, когда Дейзи опустилась на вторую подушку, — в чем же дело?

Дейзи положила голову матери на колени, чувствуя тепло ее руки на своей шее.

— Я их видела, — прошептала она. — Они целовались на террасе. На нашей террасе. И Пичес с этой кошмарной розой, с которой ее мать победила на конкурсе. Она его обняла. И…

— Розой?

— Да не в розе дело, — нетерпеливо сказала Дейзи. — Просто я знаю, что я лучше нее. Я это знаю.

— Понятно. Что ж, далеко не всегда выбирают лучших, — ответила мать. — Иногда… — Мать замолчала, ее рука замерла на шее Дейзи. — Иногда людям становится одиноко, и тогда они творят странные вещи.

Дейзи обдумала ее слова.

— Но Тайлер выбрал ее. Я выбрала его, а он выбрал ее. — Она уткнулась лицом в материнские колени. — Ох, мама. Я умереть хочу. Как он мог? Почему он меня не любит?

— Я знаю, как это больно, дорогая. Так тяжело быть молодым, со всеми этими желаниями.

— Но когда ты была молодая, ты любила папу, а он любил тебя. Ты ведь получила, что хотела.

— Во-первых, мы были намного старше, чем ты. И, что ж, нам просто повезло. — Мать вздохнула.

— Я хочу, чтобы мне повезло, — сказала Дейзи.

— У тебя будет кое-что получше везения. — Мать убрала волосы со лба Дейзи. — Ты вырастешь сильной. И никакие Пичес и Тайлеры всего мира не смогут причинить тебе боль.

Дейзи молчала. Хорошо бы стать высоченной, как великан, и растоптать крохотную Пичес.

— К тому же, — сказала мать буднично, — Пичес очень нехорошая девочка.

— Я знаю, — вздохнула Дейзи. — Но он ее любит.

— Милая, я очень сомневаюсь, что Тайлер любит Пичес. Просто мальчики такие. Пичес — легкомысленная, а мальчики в этом возрасте хватают, что им подсовывают.

— Ох, а потом, мама, случилось кое-что еще… — Дейзи замолкла, вспоминая большие глаза Аниты, вкус ее дыхания. — Это ужасно.

— Что же еще стряслось?

— Анита. Она дала мне носовой платок, а потом, мамочка, она меня поцеловала.

— Надо же! — рассмеялась мать. — Как интересно.

— Совсем не смешно. — Дейзи выпрямилась. — Зачем она это сделала? Она знает, что я люблю Тайлера и что я мечтала, чтобы он меня поцеловал.

— Ты права, это не смешно, — сказала мать, все еще улыбаясь. — Просто Анита склонна к театральным эффектам. И честно говоря. Дейзи, семья у нее не вполне приличная. Ты же знаешь.

— Мне все равно. Я их всех ненавижу.

— Милая, — мать взяла лицо Дейзи в ладони, — я хочу, чтобы ты меня выслушала. Когда-нибудь тебе это пригодится. — Лицо матери было серьезно, большие зеленые глаза поблескивали, точно змеиная кожа. — Если в чем-то и можно быть уверенным в этой жизни, так это в том, что тебе не всегда доведется целовать того самого, единственного.

Дейзи открутила деревянный пресс от ракетки и пальцами подтянула струны. Было одиннадцать утра, а солнце уже обжигало голые плечи, пыль земляного корта дымкой окутывала ее.