Любовь и смерть в Италии эпохи Возрождения - Томас Коэн

Помпео: [Виттория, желаешь ли ты оставить что-либо из своего имущества кому-либо в особенности?]294

Виттория: (Что будет с моим приданым, если я так сделаю?)

Бернардино: (Не тревожься. Если Господь смилуется и продлит твои дни, ничего не случится. Ты можешь составить хоть пятьдесят завещаний, и не потерпеть от этого никакого ущерба.)295

Витторию наконец-то удовлетворяет этот ответ. В отличие от братьев, притеснявших ее, она может доверять Бернардино.

Виттория (поворачиваясь к братьям): Я хотела бы попросить вас о милости. Я бы желала оставить три сотни, четыре сотни скудо на спасение своей души.

Помпео: И не три, не четыре сотни, а тысячу! Ты можешь делать со своим имуществом все что захочешь.

Бернардино садится записывать, и Виттория начинает перечислять традиционные пожалования по 25 и 50 скудо на приданое дочерям разных женщин, занятых в домохозяйстве. Всего выходит 400 скудо 296 . Затем нотариус просит созвать свидетелей; Космо и Фабрицио выбегают из комнаты и начинают собирать внушительную компанию свидетелей в доме и на улице. По мере того как Бернардино записывает духовную, подтягиваются некоторые из них. Им не требуется слышать, как Виттория диктует свои распоряжения, их функция – клятвенно подтвердить, что она выразила согласие с текстом завещания, когда нотариус зачитывал его ей вслух. Некоторые из них – своя же прислуга, другие – соседи. С улицы привели купца из Губбио, которого перехватили, когда он шел на мессу в Санта-Мария-делла-Паче – он живет возле моста Понте-Систо в другой части города и ведет имущественные дела с семьей Джустини; торговца зерном 297 ; фармацевта; наконец, француза по имени Этьен де Монреаль. Из домочадцев позвали слугу Помпео и слугу Фабрицио. Космо подходит чуть позже, ведя с собой художника с их улицы и нескольких нотариев, но к тому моменту набралось уже столько свидетелей, что этих отсылают обратно.

Бернардино (Виттории): (Итак, кто твои главные наследники?)

Помпео: [Виттория,] смотри. Мы хотим, чтобы ты ничего не оставляла Асканио, потому что ты болела, а он был в Риме и ни разу не пришел навестить тебя298.

Виттория: (Я хочу Помпео, Пьетро-Паоло, Космо и Фабрицио.)

Бернардино: (Ты уверена, что ты хочешь распорядиться именно таким образом?)

Когда Бернардино зачитывает свидетелям условия завещания, Этьен де Монреаль, француз, пришедший уже после того, как Виттория начала говорить, замечает, что пропущено имя Асканио 299.

Этьен: Но мессер Асканио же ничего не получит!300

Чечилия (согласившись с составлением завещания, она тем не менее явно не рассчитывала на такой оборот): Почему ты делаешь это? Это же неправильно – ничего не оставлять Асканио! Разве он тебе не такой же брат, как и остальные?

Помпео: Оставь ее в покое, пусть она свободно составит завещание и делает что хочет, вам не следует вмешиваться в это301.

Виттория: Нет, я не хочу этого. Нет! Нет! Я не желаю, чтобы Асканио получил что-либо от меня, потому что он принес мало чести нашей семье. Я не хочу, чтобы Лаодомия получила мое имущество302. Нет, я ничего не оставлю Асканио! Не говорите мне об Асканио. Он ни разу не пришел меня повидать303.

Один из членов семьи: [Так оно и выходит. Она ничего ему не оставит.]304

Бернардино (обращаясь к собравшимся свидетелям): Обратите внимание! Заметьте, что она не только называет его, но и прямо говорит, что не желает делать его своим наследником305. (Снова обращаясь к Виттории.) Назовите своих наследников еще раз.

Виттория: Я оставляю мессера Помпео, мессера Пьетро-Паоло, мессера Космо и мессера Фабрицио своими наследниками306.

Однако в своем черновике Бернардино не записал исключения Асканио. После того, как были собраны свидетели, Пьетро-Паоло не задерживается на все время диктовки завещания. Он удаляется к себе домой, сопровождаемый врачом по имени Стефано, который как раз зашел проведать пациентку. Его отсутствие важно в свете того, что случится вечером.

Виттория: Мессер Бернардино, в чьих руках останется документ, изготовленный вами?

Бернардино: (Он останется в моих руках.)

Виттория: Вы не станете отдавать его кому-нибудь?

Бернардино: Нет.

Виттория: Теперь я довольна307. Слава Богу, я сделала это. Я так счастлива, как если бы я стала здорова и поднялась с этой кровати308.

Тут приходит врач с клистиром для последнего промывания 309 . Бернардино и свидетели удаляются в приемную, где нотариус записывает их имена 310 . Они подписываются и исчезают. Три часа спустя, примерно в восемнадцатом или девятнадцатом часу по римскому исчислению (полдень или час пополудни), юная Виттория умирает 311 . При кончине ее лицо, до того бывшее горячечно красным, покрывается пятнами, а затем, когда тело начинает остывать, все чернеет 312 . Эту сцену мы видим расплывчато.

Второе интермеццо

Теперь мы точно знаем, как именно Виттория диктовала свое предсмертное завещание. Эти сведения драгоценны, ведь историкам любого периода редко удается увидеть сам процесс составления духовной. Это досадная неосведомленность, так как для социальной истории семьи эпохи Возрождения завещания являются важнейшим источником. Многие проницательные историки интенсивно используют их для решения целого ряда задач: изучения динамики благочестия и благотворительности, материальной культуры, отношения к загробной жизни, стратегий наследования, изменений в положении и влиянии мужчин и женщин313. Таким образом, в обширной ученой литературе обычно подразумевается, что завещания отражают намерения своих авторов. Однако история, приключившаяся с Витторией Джустини, учит нас тому, что некоторые завещания оказывались созданием не одного разума, а нескольких. Конечно, уже то, что Виттория, будучи столь юной, вообще взялась за составление завещания, вызвано, во-первых, наличием у нее солидного состояния, а во-вторых – давлением братьев. И все же, несмотря на то что ей пришлось уступить этому давлению, было бы ошибкой рассматривать духовную Виттории только как нечто, ей продиктованное. Скорее, ее содержание отражает результат непростого взаимодействия, в котором участвовали Виттория, Помпео, Чечилия, нотариус и даже свидетели. Невозможно себе представить, чтобы сотрудничество такого рода было уникальным; но тогда исследователи, использующие завещания для всевозможных подсчетов, должны проявлять немалую осторожность в выводах.

Своей победой Помпео, вероятно, обязан не столько неуклюжему красноречию, сколько решающему участию союзников. Ранним утром, убеждая Витторию, он по-прежнему апеллирует к семейной солидарности Джустини, попранной бесчестьем Асканио, и пытается сыграть на ее обиде на то, что старший брат не пришел навестить ее