Женись, я все прощу! - Алина Кускова

– А сейчас? – тихо спросила Настя, заглядывая в его растерянные глаза. – Сейчас не все равно?

– Нет! – пылко ответил ей Федор и заключил Настену в объятия. – Я всю ночь не спал и думал, думал. Настя! Я собираюсь развестись с Селивановой!

– И? – Настя требовала продолжения признания. Но его не последовало.

– Ты думаешь, мне не стоит торопить события? Мама с ней познакомилась. На работе все знают…

– Правильно, – чуть не заплакав, ответила ему Настя, – не торопи события. – И освободилась из его крепких рук. Ей тоже не следовало торопиться. Нужно еще немного подождать. Не зря Люся ее предупреждала, ох не зря. Ее подруга умная женщина, знающая все составляющие коварного мужского характера и все уловки их изворотливого ума. Федя не исключение. Он же мужчина. Как говорят русские люди, начал за здравие, закончил за упокой. Зря она надеялась.

Настена попыталась натянуть радостную улыбку на свое симпатичное личико и прошла в кухню, где с карапузом возилась Люся. Смолкин идти туда категорически отказался, предупредив Настену, что если юное создание забубнит, то лучше спасаться от него в коридоре.

– Какая прелесть! Он кушает, – восхищалась Настена, глядя, как заплаканный Петюня поглощает манную кашу. – Ты сама ее варила?!

– Скажешь тоже, – усмехнулась Люся, – сама варила! Эллочка дала в термосе. Активный мальчик, смышленый ребенок.

– И сколько ему, такой лапе? – Настена протянула руку, собираясь взять у подруги ложку и докормить малыша.

– Не знаю, – буркнула Люся, – пять или три, я в их годах не разбираюсь. Между прочим, у тебя своя смышленая лапа лежит на диване. И он очень голодный, я его не покормила.

– Бедненький, – пожалела Федора Настя и засуетилась.

Через полчаса, а за это время Петюня так и не доел свою кашу, вымотав все нервы у Люси, на кухню прибежал Федор. Его привлек запах свежесваренного кофе. Он уселся напротив мальчугана и ревниво поглядел в его тарелку.

– Плохой дядя, – выдал тот и принялся с невесть откуда взявшимся аппетитом доедать манку.

– Такое ощущение, – присмотрелась к ним Люся, – что они ведут себя, как конкуренты. Федор, прояви снисходительность к малышу. Представь, что он твой сын, наш сын.

– Никогда! – испугался Федор и принялся жадно хлебать свой кофе.

– Подожди, – спохватилась Настена, – я омлет положу.

– Я не готов к отцовству! – решительно отрезал Смолкин, принимая из рук Настены дымящийся омлет. – Во всяком случае, к такому, – он покосился на Петюню. Тот с безобидным видом играл на столе с игрушечной машинкой. – Я бы воспитал в нем уважение к старшим!

– Пледъяви документы! – наехал на него Петюня своим автомобильчиком. – Нету? Штлаф!

– У! – Смолкин отсел подальше, но не поглядел, куда именно садится, и промазал. – Ё!

Тарелка с горячим омлетом накрыла сверху его измученное переживаниями лицо. Федор закричал. Петюня испугался и тоже заорал. Настена заойкала и принялась очищать дорогую физиономию, пострадавшую за это утро уже несколько раз. Одна только Люся сохраняла полное спокойствие. Она четко знала, чего хотела добиться, и была в двух шагах от намеченной цели.

– Нет! – кричал Смолкин с полу. – Мои дети будут воспитаны по-другому! Я требую адвоката! И развода! Селиванова, Людмила Селиванова, я хочу с тобой развестись.

– А как же мама? – Люся наклонилась над Смолкиным. – Она недавно звонила, и я ей пообещала, что мы приедем к ней в гости втроем… с Петюней.

– Никаких мам и Петюнь! – Федор вскочил на ноги и схватил за руку Настену. – Пойдем из этого вертепа.

– Что?! – делано возмутилась Люся. – И бросишь на произвол этого мальчугана мать своего будущего ребенка?! – Она знала, что прием недозволенный, ниже пояса, но воспользовалась им, чтобы подстегнуть несчастного Смолкина к более решительным действиям.

– Мать моего ребенка?! – Смолкин притормозил у двери, и в его могучую спину, как Пятачок в Винни-Пуха, врезалась Настена. Он вытер лоб рукавом. – Об этом мы поговорим после!

– После чего, Федя? – вскинула правильные брови Люся.

Он не ответил и вышел, забрав с собой ее подругу.

Чего-то подобного она от Смолкина ожидала, еще ни один нормальный мужчина не нашел общего языка с маленьким хулиганом. В том, что Петюня был хулиганом и рос в обстановке вседозволенности, сомневаться не приходилось. Из-за этого, собственно, Люся его и выбрала. На свою голову. Она почему-то думала, что Федор сбежит один, а они с Настеной останутся и приструнят карапуза. Но получилось то, что получилось. Люся сидела напротив довольного малыша и раздумывала, что с ним делать.

Представление о детях она имела смутное. Слышала, что с ними нужно играть и нельзя сюсюкать. Или с этим можно? По всей видимости, с Петюней сюсюкали родители. Эллочка вряд ли стала бы возиться с ним. А ей, Людмиле, придется. Она подошла к окну и увидела, как через двор широкими шагами шел Смолкин, все так же крепко держа за руку Настену. Скорее всего, они направлялись в ближайшее кафе. Ничего, поест, подобреет, вернется.

А если не вернется? Он же кричал, что собирается с ней развестись. Вряд ли стоит принимать это за крик души. Какой муж не кричит своей жене об этом?! А какая жена не повторяет нечто подобное своему мужу?! И сколько раз на дню! Впрочем, она-то знала, что рано или поздно разводиться придется. Да и хорошо, что рано. Чем быстрее, тем лучше. Но вот достаточно ли прочувствовал Смолкин всю глубину своих чувств к Настене? Люся поглядела, как они скрываются за поворотом, и вздохнула. Она вряд ли что исправит, времени уже не остается, Федор доведен до предела. За этим пределом – мокруха. Он ее просто-напросто убьет. Люська – последняя капля в его холостяцкой жизни.

Как же хочется, чтобы у подруги все было хорошо! Настена доверчивая и наивная. Таких, наверное, больше не найти. Глупый Смолкин, неужели он не догадался, что это и есть его единственная половинка, с которой он станет полноценным мужиком?!

От переживаний и дум ее отвлек звук раздираемой бумаги. Малыш! Она про него совсем забыла. Но тот не стал о себе напоминать. Он прокрался к тумбочке, на которой лежал толстый кожаный портфель журналиста Смолкина, битком набитый всякими документами. Предполагать, что мальчуган станет мирно взирать на бумажки, было бы противоестественно. Петюня выудил половину, уселся на ковер и принялся методично рвать документы на мелкие клочки.

– Что ты делаешь?! – испугалась Люся, пытаясь спасти то немногое, что осталось.

– Лву, все лву, – признался малыш, довольный тем, что нашел интересное занятие.

– Вот и я все вру и вру, – вздохнула Люська и принялась следом за целыми листами собирать мелкие клочки. – Может быть, остановимся оба?

– Мошет, – согласился мальчуган, продолжая уничтожать содержимое портфеля Смолкина.

Люся не растерялась и кинулась к телевизионной стойке, где лежали гламурные журналы.