Три дочери Евы - Элиф Шафак

– Думаешь, по Оксфорду разгуливают одни Эйнштейны? – фыркнула Ширин. – Знаешь, по-моему, здешние студенты похожи на молочные коктейли с разными добавками. Я насчитала шесть типов.

Первый, объяснила Ширин, борцы за социальную справедливость, охрану окружающей среды и все такое. Серьезные, целеустремленные, многословные и энергичные. Вечно организуют какие-то кампании: то за спасение джунглей на Борнео, то в поддержку буддийских монахов в Непале. Узнать их нетрудно – мешковатые свитера, бисерные ожерелья и браслеты, косматые патлы, потертые джинсы, горящие взоры, а в руках – очередной лист для сбора подписей. По ночам они организовывают пикеты, днем повсюду рассовывают свои листовки и заводят бесконечные споры. Еще они обожают обвинять всех и каждого в эгоизме, легкомыслии и нежелании посвятить себя чему-то важному и значительному.

Второй тип – европейские сливки. Отпрыски богатых европейских семей, которые водятся исключительно друг с другом. Каждые каникулы отдыхают на одних и тех же горнолыжных курортах, а вернувшись, щеголяют своим загаром и хвастаются своими поляроидными снимками. Романы крутят исключительно в своем кругу, а тех, кто в него не входит, просто не замечают. Такая, знаешь ли, своеобразная форма эндогамии. За завтраком пожирают огромные ломти хлеба, намазанные толстым слоем масла, и при этом ухитряются оставаться стройными. Без конца жалуются, что в кафе им подали скверный капучино или черствые круассаны. Любимая тема их разговоров – погода.

Третья группа – выпускники престижных школ. Эти тоже предпочитают вариться в собственном соку. В мгновение ока учреждают закрытые клубы, единственным пропуском в которые служит название учебного заведения. Излюбленное их занятие – спорт, которому они предаются просто с каким-то бешеным рвением. Гребут на байдарках, каноэ и еще каких-то посудинах, фехтуют, плавают, играют в гольф, крикет, теннис, регби, водное поло, занимаются карате и тайцзицюань. Видимо, от усиленной физической активности их постоянно мучает жажда, потому что они объединяются еще и в некие питейные сообщества. На вечеринки этих сообществ непременно являются в смокингах и напиваются до свинячьего визга. Тем, кто не имеет блистательного прошлого в виде престижной школы, нечего и думать попасть в их ряды. Кандидатура претендента выставляется на голосование и с наибольшей вероятностью прокатывается.

Четвертая категория – иностранцы. Индусы, китайцы, арабы, африканцы, индонезийцы. Этих можно разделить на две подгруппы. В первую входят те, кого как магнитом тянет к своим соотечественникам. Они всегда ходят стаями, вместе учатся, обедают, курят и шатаются по улицам. И разумеется, говорят на своем родном языке. Ну а вторую группу составляют те, кто поступает с точностью до наоборот, стараясь держаться как можно дальше от своих соотечественников. Эти разговаривают только по-английски и, чтобы замаскировать свой акцент, иногда пытаются подменить его американским.

Пятая категория – ботаники. Серьезные, ответственные, умные, занудные, достойные всяческого уважения, но совершенно не подходящие для дружбы. Как грибы после дождя, во множестве плодятся в математике, физике, философии и так же, как их лесные сородичи, предпочитают темные закутки яркому солнцу. Выбранной научной стезе отдаются со страстью, которая граничит с манией. В любой толпе вы их легко узнаете – когда они бойкой походкой торопятся из библиотеки в свои учебные корпуса или когда с жаром обсуждают что-то с преподавателями в укромных уголках, но, вообще-то, этот тип чаще всего довольствуется собственным обществом. По правде говоря, лучше всего они чувствуют себя в компании с книгами, чем со своими ровесниками где-нибудь в баре или студенческом клубе.

Чем дольше Пери слушала Ширин, тем больше росло ее беспокойство. Ей предстояло войти в новый, совершенно неведомый мир и освоиться в нем.

– Откуда ты так хорошо все это знаешь? – спросила она.

– Да потому что я встречалась с парнями и девчонками из каждой категории, – расхохоталась Ширин.

– Что значит – встречалась с девчонками? Ты же не имеешь в виду…

– Имею-имею. Я могу любить женщину. Могу любить мужчину. Мне плевать на ярлыки.

– Понятно… – растерянно пробормотала Пери. – А шестая категория? Ты о ней ничего не сказала.

– А, вот это самое интересное! – воскликнула Ширин, и в ее темных глазах вспыхнули янтарные огоньки. – Шестая категория – это те, кто здесь, в Оксфорде, изменился до неузнаваемости. Так бывает. Сюда приезжает один человек, а через несколько месяцев становится совершенно другим. Как по волшебству. Гадкие утята превращаются в прекрасных лебедей, лягушки – в красавиц, Золушки – в принцесс. Да, для некоторых людей Оксфорд оказывается чем-то вроде волшебной палочки.

Пери недоверчиво покачала головой:

– Как это?

– Ну, происходит это по-разному, но обычно в роли волшебника выступает какой-нибудь человек… например, преподаватель… В общем, тот, кто поможет тебе заглянуть внутрь себя и понять, кто ты на самом деле. – Ширин произнесла это загадочным тоном, еще сильнее возбудившим любопытство Пери.

– Так было с тобой?

– Ты чертовски проницательна! Да, я принадлежу к шестой категории. Видела бы ты меня год назад! Ни за что не узнала бы. Я была просто комком ненависти.

– И что случилось?

– Случился профессор Азур! – провозгласила Ширин. – Он повернул мне глаза зрачками в душу, как говаривал старина Шекспир. Научил, как обрести душевный покой.

Если нынешняя Ширин обрела душевный покой, страшно подумать, какой вулкан страстей представляла собой Ширин прежняя, мелькнуло в голове у Пери. Вслух она спросила только:

– А кто такой профессор Азур?

– Ты не знаешь? – Ширин облизнулась, словно только что проглотила нечто весьма приятное на вкус. – Профессор Азур – живая легенда Оксфорда.

– И что он преподает?

Лицо Ширин осветила улыбка.

– Он рассказывает о Боге.

– Правда?

– Правда, – ответила Ширин. – Он и сам немножко бог. Написал уже девять книг, постоянно заседает в каком-нибудь экспертном совете или на конференции. В общем, настоящая знаменитость. В прошлом году журнал «Тайм» включил его в список ста самых выдающихся интеллектуалов мира.

На улице поднялся ветер, окно распахнулось настежь, что-то загрохотало на крыше.

– Но, доложу тебе, быть его студентом – та еще работенка, – сообщила Ширин. – Просто очуметь можно, какую гору книг он заставил нас прочесть. Какой только заумной галиматьи не пришлось одолевать. И в поэзии, и в философии, и в истории. Ты только не подумай, что я читать не люблю и мне все это неинтересно. Разве пошла бы я в гуманитарии, будь это так? Но он откапывал такие книги, о которых никто из нас даже не слышал, и заставлял потом их обсуждать. В общем, было забавно. А когда курс закончился, я поняла, что стала другим человеком.

Пери уже заметила, что стоит Ширин заговорить, и она уже несется без остановки, как машина с неисправными тормозами.