Три дочери Евы - Элиф Шафак

– Вот бы тебе попасть к нему на семинар… – сказала Ширин. – Конечно, если Азур тебя возьмет. Убедить его непросто. Как говорится, легче верблюду пролезть в игольное ушко…

– У нас в Турции тоже есть такая поговорка, – улыбнулась Пери. – А почему так трудно к нему попасть?

– Ты должна заслужить это право. Во-первых, сначала надо получить одобрение от своего куратора. Потом, если тот не станет возражать, пойти к Азуру. Вот тут-то и начнется самое сложное. Понравиться ему непросто. Он станет задавать тебе очень странные вопросы.

– О чем?

– О Боге… о добре и зле. О науке и вере… О морали и человеческой природе. – Ширин нахмурилась, подбирая слова. – В общем, предугадать, о чем он спросит, невозможно. И никогда нельзя понять, доволен ли он ответом. Одно ясно: к нему попадают лишь избранные.

– И ты принадлежишь к их числу, – произнесла Пери, чувствуя, что начинает отчего-то завидовать Ширин.

– Да! – выдохнула та с нескрываемой гордостью. Обе замолчали, но уже скоро Ширин, которая не могла молчать больше минуты, снова заговорила: – Хотя курс закончился и я больше не хожу к нему на семинар, мы встречаемся хотя бы раз в неделю, – сообщила она. – Я уже не могу обойтись без его советов. И признаюсь честно, я в него слегка втрескалась. Он возмутительно красив. И не просто красив. Неотразим!

Пери заерзала на стуле, не зная, как реагировать. Они с Ширин обе родились в мусульманских странах со сходной культурой. Но как же сильно эта девушка, которая, судя по всему, жила в полном ладу с собой и собственной сексуальностью, отличалась от Пери!

– А разве студенткам можно влюбляться в профессоров? – спросила Пери, сознавая, как глупо звучит ее вопрос.

В ответ Ширин буквально покатилась со смеху.

– Нельзя, конечно нельзя, – повторяла она. – Это страшное преступление. Того и гляди меня в тюрьму упекут по приказу ее величества.

Стыдясь своей наивности, Пери пожала плечами:

– Я понимаю, этот твой семинар, конечно, очень крутой. Но мне надо сосредоточиться на других предметах.

– Хочешь сказать, ты слишком занята делами смертных сих, – сказала Ширин, глядя Пери прямо в глаза. – Богу придется подождать.

Возможно, это была всего лишь шутка, но слова Ширин прозвучали так неожиданно сильно, что Пери поневоле смутилась. Она посмотрела в окно на затянутое тучами вечернее небо. Ветер, дождь, стук ставень, пронизывающий холод, которым дышал воздух, хотя осень только начиналась, – таким ей запомнился первый вечер в Оксфорде. Это был поворотный момент ее жизни, но это она осознала намного позже.

Стамбул, 2016 год

Ассортимент закусок поражал разнообразием и изысканностью и вызвал целый шквал комплиментов повару. Пюре из запеченных баклажанов, курица по-черкесски с чесноком и грецкими орехами, артишоки с бобами, фаршированные цукини, жаренный на гриле осьминог с лимонно-масляным соусом. При виде осьминога Пери невольно застыла. Она давно перестала употреблять их в пищу.

Гости, которым надоело обсуждать интриги большого футбола, перешли к другой теме, весьма популярной на стамбульских званых обедах: политике. Стоит нескольким туркам собраться вместе, они непременно начнут искать ответ на вечный вопрос: куда мы идем?

Интересно, а в других частях света состоятельные люди также полны скрытых противоречий, как на Ближнем Востоке? – подумала Пери. Если внешне они воплощают собой незыблемый консерватизм и респектабельность, то внутри их кипит ярость и разочарование. Публичный человек в Турции, становясь частным лицом, меняется до неузнаваемости. В результате представители элиты – в особенности бизнес-элиты – постоянно упражняются в лицемерии. Собственное мнение они тщательно скрывают, всячески избегая разговоров о политике, если только их не вынуждают к этому обстоятельства, но и тогда они отделываются лишь общими фразами. На публике они напускают на себя безучастный вид, становясь похожими на покупателей в супермаркете, которые прогуливаются по рядам, не проявляя ни к чему особого интереса. Сталкиваясь с какими-либо тревожными явлениями, они предпочитают зажмурить глаза, заткнуть уши и держать рот на замке. Но оказавшись у себя дома, они срывают маску безразличия. Невозмутимость превращается в смятение, размеренная и плавная речь – в истерические крики, сдержанность – в бешенство. В замкнутом кругу, например на званых обедах, стамбульские буржуа предаются политическим дебатам со страстью, возмещая свое настороженное молчание на людях.

В Оксфорде, изучая историю западного мира, Пери узнала, что независимые взгляды и индивидуалистические ценности, присущие западной буржуазии, сыграли прогрессивную роль, в немалой степени способствуя падению феодализма. Создание класса капиталистов стало завершением важнейшего исторического этапа, эпилогом хроники, повествующей о судьбоносных событиях. С точки зрения Маркса, буржуазия создала мир по своему собственному образу и подобию. Будь «Манифест Коммунистической партии» написан в Турции и о Турции, главные его тезисы звучали бы совсем по-иному. Изменчивая и непостоянная, местная буржуазия усвоила все черты породившей ее культуры. Подобно маятнику, постоянно пребывающему в движении, она колебалась между самодовольной элитарностью и самоуничижительным преклонением перед государственной машиной. Государство – с большой буквы – было и остается основой основ. Подобно грозовой туче, закрывшей небосклон, авторитет государства довлел над каждым домом, будь то роскошный особняк или убогая хижина.

Пери обвела взглядом лица сидевших за столом. Богатые, очень богатые и сказочно богатые – никто из них не ощущал себя в безопасности. Все сознавали, что их положение зависит от малейшей прихоти государства. Даже самые влиятельные могут в одночасье потерять власть, самые состоятельные – в мгновение ока стать нищими. Твоя вера в Государство должна быть так же незыблема, как вера в Бога. И причина этой веры одна: страх. Буржуазия, несмотря на свой внешний блеск, напоминает ребенка, трепещущего перед отцом, слово которого всегда непреложно. В отличие от своих собратьев в Европе, турецкие буржуа лишены традиций, памяти, смелости и независимости. Ожидания, которые связывает с ними государство, весьма далеки от их собственных желаний и устремлений. «Я в таком же положении, – вздохнула про себя Пери. – Всю жизнь стараюсь быть такой, какой меня хотят видеть другие».

Запахи свечей и специй, смешиваясь, висели над столом, подобно густому туману. В комнате становилось душно, хотя с террасы, куда несколько мужчин уже удалились покурить, долетал свежий морской ветер. От Пери не ускользнуло, что некоторые гости обмениваются взглядами, полными взаимного недовольства. Политика с легкостью превращает друзей во врагов. Правда, справедливо и обратное: политика объединяет людей, и часто товарищами становятся недавние соперники, хотя, кроме общих суждений, имеют мало общего.

В следующие четверть часа политическая дискуссия продолжалась. Позы становились все более напряженными, лица – каменными, улыбки – натянутыми. Гости обсуждали будущее Турции, постоянно перемежая свою речь эмоциональными восклицаниями. Так как будущее Турции неразрывно связано с будущим всего земного шара, они не оставили в стороне проблемы Америки, Европы, Индии, Пакистана, Китая, Израиля, Ирана. Разумеется, никому доверять было нельзя, хотя одних стран следовало опасаться в большей степени, других – в меньшей. Все они ловко манипулировали своими марионетками и вели против Турции коварную игру, контролируя каждый шаг турецких политиков с помощью нечестной подковерной игры. Все эти люди, собравшиеся за изысканным столом, говорили о международных отношениях с настороженностью и опаской, словно речь шла о наркоманах и уличных бродягах, от которых в любую минуту можно ожидать злобного выпада.