Меч и перо - Асан Кенжебаевич Ахматов

– Да, это мой парень, с ним что-то случилась?

– …Он ранен, в него попала пуля. Попрошу вас, сообщите его близким, мы его везём в четвёртую городскую клинику.

– Мы же должны были пойти к нему домой!.. – послышался в трубке растерянный голос Салтанат, видимо, не до конца осознавшей, что произошло с её любимым.

В это время спецавтомашина скорой помощи Службы национальной безопасности, везшая раненых, подъезжала к четвёртой городской больнице. Там творилась что-то невообразимое. Машины скорой помощи одна за другой подъезжали к приёмному отделению, и из них непрерывным потоком выгружали пострадавших. Молодые ребята с огнестрельными ранениями стонали, корчились в муках. А кто-то уже по пути затихал на руках врачей и медсестёр…

– Что это такое? – был ошарашен Толокулов, увидев в приемной хирургии столько раненых сразу. Наверное, простому человеку можно было сойти с ума при виде таких мучений, боли. Но медперсонал был, как никогда, собран. Медики понимали, что вся ответственность по спасению молодых жизней легла на их плечи. За каждым из раненых стояли многие человеческие судьбы…

Толокулов и Сабырбеков, не медля ни секунды, стали выгружать раненых. К ним присоединились ребята-студенты из Медицинской академии. Когда заносили Мурата, молодой врач-хирург, помогавший офицерам, спросил их:

– Вы откуда, байке?

– Клиника Службы национальной безопасности.

– Это ваши ребята? – посмотрел он вопросительно.

– Нет, гражданские, – ответил ему Тологон, когда носилки, на которых лежал Мурат, внесли в приёмник. В помещении пожилой врач сортировал раненых по степени тяжести ранения.

– Что у вас? – спросил он быстро у Толокулова.

– Огнестрельное ранение в грудную клетку.

– Наверное, не выживет, – сказал врач, прощупывая пульс Мурата и осматривая рану.

– Может, тогда не надо его на стол? – спросил пожилого врача молодой хирург, помогавший Толокулову. – Там ещё много ребят привезли.

– Надо, несите его быстрей, готовьте к операции, – решил пожилой врач, и носилки с Муратом исчезли в операционном блоке. Через пять минут Мурат лежал на операционном столе. Врачи-офицеры, доставив раненых, в спешке возвращались назад, погрузившись каждый в свои думы о случившемся на площади Ала-Тоо. Думы их были тяжелы, потому что по дороге им сообщили о том, что в клинику привезли и других пострадавших на площади. На этот раз среди раненых были их коллеги.

Почему в нашей стране люди стреляют друг в друга? – думал с горечью подполковник Толокулов. – Неужели смерть ребят, которые исполняли свой служебный долг, с одной стороны, и тех, что боролись за свои гражданские права, с другой, может оправдать существование самой власти и такого бесчеловечного способа её удержать? Этого он не мог понять и принять, да и не хотел. Как офицер и как человек он был уверен в одном: так быть не должно – молодые и цветущие парни в мирное время не должны гибнуть, а матери не должны терять своих сыновей. И ещё он подумал о том, что мы, люди, глупы. Почему человечество неуклонно идёт к тому, чтобы само себя уничтожить? Почему пытливые умы придумывают всё новые и новые орудия убийства вместо того, чтобы направить силы и знания на продление человеческой жизни? Прискорбно осознавать всё это, если учесть, что первое оружие первобытного человека – простая палка – эволюционировала вместе с человеком до оптической винтовки, из которой застрелены эти ребята. Да что говорить, человечеству было мало убивать по одному!.. Создавалось оружие, с помощью которого можно было уничтожать десятки, потом сотни, тысячи людей, и в конце концов «венцом» всех орудий убийств стала атомная бомба, которая за раз может забрать миллионы жизней! Даже страшно подумать, что нас ждет впереди! И надо бояться, наверное, не комет или метеоритов, которые, врезавшись в Землю, вызовут апокалипсис. Надо бояться самих себя, ибо не далёк тот день, когда будут созданы солдаты – биороботы, бездушные машины, свободные от человеческих эмоций, и когда сотрётся грань между добром и злом. Вот чего надо бояться, – размышлял Тологон Толокулов.

***

В какой-то момент Мурат увидел себя со стороны. Он лежал на операционном столе, и врачи, нагнувшись над ним, боролись за его жизнь. Хотя душа его уже отделилась от тела, приборы показывали, что сердце его ещё бьется, но артериальное давление стремительно падает.

– Мы теряем его, – негромко сказала медсестра, контролирующая реанимационные медицинские приборы. Оперирующий врач поднял голову и посмотрел на показания монитора, на котором пики биения сердца становились всё реже и всё слабее.

– Вытрите мне лицо, – попросил он медсестру, которая поспешила убрать пот с его лба. – Ну, держись парень, борись! – приказал он раненому. Прибор, однако, запищал непрерывным сигналом, показывая, что сердце Мурата остановилась.

– Не дотянул, – сказал хирург в сердцах, понимая, что он не волшебник.

Душа Мурата полетела сквозь пространство и время, пока не оказалась на склоне какой-то горы, где цвели красные тюльпаны. Среди цветов шли люди, расстрелянные в далёком тридцать седьмом году. Лица их были скорбными. Душа Мурата узнала это место. Здесь покоились выдающиеся сыны кыргызского народа. То была священная для кыргызов земля – Ата-Беит. Здесь же, рядом со своим отцом, был похоронен и горячо любимый Муратом писатель Чингиз Айтматов. Скоро и убиенные на площади Ала-Тоо обретут тут вечный покой. И рыдающие матери будут проклинать всех тех, кто забыл, что их тоже когда-то рожали в муках. И матерям будет все равно, кто виноват в смерти их детей, – те, кто желал свергнуть власть, или власть, которая приказала стрелять по восставшим. Матерям нужны были живые сыновья.

Рядом с Муратом появился отец. Он взял сына за руку, и они пошли к большой горе, покрытой густым туманом.

– Отец, куда мы идём? – спросил он родителя. Сабыр молчал, глаза его были грустными. Потом он услышал голос матери. Слова, словно эхо, доносились до него откуда-то издалека…

«Сынок, постой, не уходи, вернись… Вернись…»

***

За окном всё барабанил дождь. До слуха Айганыш донесся звонок в дверь.

– Это, наверное, Мурат со своей девушкой пришел, – поспешила она встать с постели. В волнении мать подошла к входной двери.

– Подожди, пока не открывай, – остановила её Гульжамал и, быстро осмотрев, поправила ей волосы.

– Ну, всё, открываю, – распахнула Айганыш дверь.

На пороге стояла промокшая до нитки незнакомая девушка.

– Вам кого, девушка? – опешила Айганыш, которая ожидала увидеть за дверью Мурата.

– …Мне, мне… – Голос незнакомки задрожал, и видно было, что она больше не в силах вымолвить ни одного слова. Так они простояли друг перед другом целую вечность.

– Ты случайно не Салтанат? – вдруг догадалась Айганыш.

– Да, да…

– А где Мурат? – почувствовала Айганыш нехорошее, и в глазах её потемнело.