Крушение - Джонатан Келлерман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Д: Я хочу знать, где вы находились вчера в 16.30.
ЛД: В машине.
Д: Где?
ЛД: Я ехал ужинать. Со своим отцом. Ресторан «Драва» возле Сканстулля. Несколько свидетелей могут это подтвердить. Мой отец, владелец ресторана и его жена (я с ними расплатился), другие посетители, которые лакали там пиво. Но я не очень понимаю, почему это вас интересует; меня в чем-то подозревают?
Д: Вопросы задаю я. Вам.
ЛД: Нет. Вопросы…
Лео перегнулся через стол и вдруг сильно щелкнул ногтем по объективу камеры.
ЛД:…задает вот этот, который сидит там, внутри.
И уставился прямо в камеру. С вызовом. Провоцируя. Бронкс подумал: хорошо, что он сейчас в другом кабинете, что оставил Элису одну в допросной – потому что выходка Лео удалась. Бронксу бросили вызов, и он поддался на провокацию, ему захотелось вскочить и закричать об этом.
ЛД: Вон там!
Лео снова щелкнул по линзе, его взгляд проник в камеру, в кабинет, где сидел Бронкс. И остался там. Беспримесная ненависть к полицейскому, который когда-то засадил его в тюрьму.
Д: Вы говорите – ехали в ресторан. Тогда я хочу знать, где вы были еще раньше. До 16.30.
Разочарование.
Бронкс был уверен в этом. Вот что мелькнуло на лице допрашиваемого.
Лео Дувняк получил не ту реакцию, которой ожидал.
Элиса, несмотря на то, что ее атаковали, что ей мешали, не клюнула, не подтвердила его предположения.
Д: Может быть, вы не поняли, что я сказала? Тогда повторю. Медленно. Где вы находились до 16.30?
ЛД: Сидел в тюрьме. Шесть лет.
Бронкс понял, что Элиса сейчас наградила Дувняка тем же взглядом, каким недавно посмотрела на него самого. Холодный взгляд, адресованный тем, кто пытался выказывать ей пренебрежение.
Д: Третий раз. Еще яснее. Вас выпустили, как подтвердили в тюрьме Эстерокер, в девять утра. Согласно камерам наблюдения через одиннадцать минут вы исчезли, уехали на машине, в сопровождении молодого мужчины, опознанного как ваш младший брат, и женщины средних лет, опознанной как ваша мать. И теперь я хочу знать, что вы делали между одиннадцатью минутами десятого утра и половиной пятого вечера.
ЛД: А почему Бронксова марионетка хочет это знать?
Д: Потому что вчера во время ограбления инкассаторской машины был использован АК-4, серийный номер 10663. Он из партии оружия, похищенной восемь лет назад. В краже подозревали вас. Вот почему я задаю этот вопрос.
Потом все пошло очень быстро. Когда Дувняк схватил микрофон, картинка померкла, его грудь заслонила свет.
Д: Будьте любезны, сядьте на место!
Тяжелое дыхание. Его рот совсем близко.
ЛД: Бронкс?
Он несколько раз хлопнул ладонью по микрофону, глухие хлопки в тесном помещении превратились в щелканье бича.
ЛД: Бронкс, мы с твоей куколкой только что выясняли, насколько близко можно узнать соседа по коридору. Люди не всегда хорошо знают соседей, за соседней дверью всегда тайна. Ты сейчас пытаешься скрыться от меня. Но тебе нужно знать вот что: в тюремных коридорах мы узнаем друг друга как следует. У нас полно времени, мы сидим вместе – грабители банков, наркобароны, даже… отцеубийцы.
Размытое лицо.
Но Бронкс этого не видел. Остался только звук, только голос Лео.
Контроль над допросом постепенно таял, план терял форму.
ЛД: Доверие, Бронкс, надо заслужить. Мне доверяли многие, кто сидел со мной.
План, согласно которому Лео Дувняк должен выйти отсюда, ни о чем не подозревая.
ЛД: Там был один заключенный, так он рассказывал, ты только представь, как зарезал собственного отца.
Но он останется при своих подозрениях, если Бронкс, которого он сейчас провоцирует, не даст о себе знать.
ЛД: Двадцать семь раз ударил собственного отца ножом в грудь.
Они оба это знали.
Про двадцать семь ударов не знал никто, кроме участников полицейского расследования.
Отец Джона Бронкса.
ЛД: Эй ты, Бронкс! Я даже подробности знаю.
Бронкс, не сознавая, что делает, поднялся, торопливо прошагал к двери, открыл ее.
Регулярные контакты с Сэмом у него были несколько лет назад.
Его брат сидел тогда в Кумле. Но заключенных постоянно переводят из тюрьмы в тюрьму. Когда он сообщил Сэму о смерти мамы, тот сидел в Эстерокере.
Неужели эти двое знакомы? Сэм – и этот мерзавец?
ЛД: Эй, Бронкс – какой-то, мать его, рыбный нож. Раз за разом, удар за ударом. Хочешь услышать еще кое-что?
Бронкс покинул свое место перед монитором и только тогда, когда осознал, что не слышит больше голос Лео в микрофоне, что Элиса удивленно смотрит на него, понял, что вошел в допросную.
– Я думаю, мы… на этом прервемся.
– Прервемся?
Элиса требовательно искала его взгляд, но Бронкс упорно смотрел на стул.
– Я провожу тебя к выходу.
Прямо сейчас.
Он сознавал, что делает.
Сознавал каждый свой шаг. Каждый их шаг.
Молча, бок о бок, по первому из коридоров Крунуберга, вниз по лестнице; еще коридоры.
Осознавал, как долго они идут. Осознавал, как сильно он отталкивается ногами – шаг зарождается в бедре, а не в стопе или пятке, как ему всегда казалось. Осознавал, как стук каблуков расходится по каменному полу, прежде чем удариться о стены и вплестись в следующие шаги. И как все вокруг именно сейчас должно увеличиться в размерах, чтобы уменьшить то, что рушится внутри него.
Мои коридоры. Мой мир.
Я должен был увидеть его насквозь, проникнуть в его мысли. Но вышло иначе – это он увидел меня насквозь, он проник в мою голову. Бронкс положил руку на холодную рифленую ручку тяжелой металлической двери, которая выведет их в предвечерний свет Берггатан, и лишь тогда прекратил рассматривать пол и смог снова взглянуть на Дувняка.
Эта сволочь знает моего брата лучше, чем я сам.
Моя история.
Я прячусь от нее, не хочу слушать, даже прерываю допрос, чтобы ее избежать. А на лице Дувняка – не просто надменная ухмылка: на нем – годами копившаяся ненависть.
– Слушай, Бронкс.
Они уже было расстались, Дувняк почти спустился по невысокой каменной лестнице, ведшей на тротуар, когда заговорил снова, снова атаковал.
