Крушение - Джонатан Келлерман

– Черная нить, Бронкс.

Бронкс схватился за тяжелую дверь, не давая ей захлопнуться, и тихо ответил ухмылке, которая вся была – ненависть:

– Не понимаю, о чем ты. Но это и неважно. У меня с тобой на сегодня всё.

Лео Дувняк пошел прочь, а Бронкс все стоял там, чтобы убедиться, что он действительно уходит. Десять шагов. Именно тогда Дувняк остановился и двинул рукой, как… гребец или гимнаст. Жест, который невозможно было истолковать, потому что он ни с чем не был связан.

Дувняк прокричал нечто непостижимое:

– Сегодня, Джон Бронкс, ты вплел черную нить!

* * *

Лео обернулся в последний раз, увидел, как легавый уходит, как закрывается за ним тяжелая металлическая дверь полицейского управления.

Прогулка в робкой прохладе по Хантверкаргтан, часы на стене кафе, мимо которого он прошел, показывали четверть четвертого. Все закончилось значительно быстрее, чем он опасался. Пара кварталов в тени, ветер жалил щеки, но в меру, и это было приятно. Послеобеденный час пик как раз начался, и Лео решил пройти пешком всю дорогу. До Сканстулля. Идти пешком или ехать на автобусе в это время выйдет одинаково долго.

Где-то возле Ратуши он начал понемногу понимать, что заставило его выкрикнуть легавому «черная нить». Слова вылетели, он не успел задержать их. Сначала картинка, потом слова и вот – воспоминание. Как он, маленький, выходит из другого полицейского участка такими же легкими шагами – сейчас это чувство возникло рядом с Бронксом, тогда – с папой: шагнуть в полицейский участок, все равно, допросная это или камера следственной тюрьмы, неважно, кто рядом – Бронкс или отец. Чувство, что ты обернул ситуацию в свою пользу, победил, извлек из нее силу – чувство, всегда одинаково волнующее.

Допрос для получения информации? Тогда я, для информации, кое-что тебе объясню.

Он использует их обоих, Бронкса и отца, свяжет вместе своего антагониста того времени и антагониста нынешнего, тех двоих, кто так или иначе несет ответственность за то, что его самого и обоих его братьев арестовали и разлучили. Он купит подарок отцу и проследит, чтобы никто не стоял на пути, когда он войдет в полицейский участок, который только что покинул, – чтобы совершить финальный налет.

По железнодорожному мосту он обогнул Риддархольмен с внешней стороны, с удовольствием понаблюдал, как запоздалые льдины сталкиваются друг с другом, несомые течением, поглазел на плавучие дома у причала на Сёдер-Мальмстренд, на зажженные в них фонарики; чуть правее, со скал Сёдера, лилось другое сияние, там был купол искусственного света, которого ему так не хватало в плотной темноте Сэмова острова. Он прошел Слюссен и Гётгатсбакен, который стал пешеходной зоной, спустился по Гётгатан, мимо перестроенной и наскозь коммерческой Скаттескрапан, где срослись государство и капитал, к Рингвеген, которая разворачивалась, как взлетная полоса, от южной опоры моста Юханнесхувсбрун и ресторана «Драва».

Но ему не туда, пока не туда. Лео почти случайно завернул в «Рингенс Галлериа», в телефонный магазин из тех, куда он обычно не заходил. Телефоны, которые следовало надежно закодировать, он покупал в других местах. Тот, что лежал у него в кармане, прибыл из Японии, назывался «Quasar X» и был признан лучшим в мире телефоном для террористов. Тот, за которым он зашел сюда, должен был, наоборот, сработать как худший в мире телефон, не иметь программ кодировки и гарантированно легко отслеживаться.

Через двадцать минут он вышел из магазина с подарком в кармане и направился прямиком через Рингс-веген, мимо Оленс Сканстулль и больших голубых часов на фасаде, все так же вравших на пять минут. Вот и ресторан, который его отец избрал в качестве личного буфета. Как странно – если вдуматься – проводить здесь бóльшую часть своего времени после того, как ты решил завязать с алкоголем. Словно чтобы показать всему миру, что воля сильнее потребности.

Освещенное окно с названием «Д-Р-А-В-А», написанным буквами, меняющими цвета – зеленый, белый, красный. Перед ним было почти пусто, если не считать пары алкашей из тех, что никогда не уйдут на дно, не смешаются с отбросами. Те, кому удалось сделать регулярный прием горячительных напитков рутиной. В окно было видно, как отец перегибается через барную стойку, глядя на краны пивных бочонков. Чтобы купить большое крепкое и сдаться? Может, она уже стоит там – светящаяся желтым пивная кружка, закрытая его телом?

Вчера было по-другому.

Ни капли за два года.

Лео вошел, похлопал по ссутулившейся, но все еще широкой спине.

– Папа.

Отец едва повернул голову.

– Сегодня я, значит, папа – а вчера был Иван.

Иван перевел взгляд с одного пивного бочонка на другой, они выстроились в ряд и пахли кисло и сладко одновременно. Две большие черные мухи. Он заметил их, когда подошел к стойке в поисках Даксо. Кофе хотелось черт знает как.

– Слушай, папа, ну и дурак я, что так ответил тебе вчера.

Они по-прежнему владели его вниманием, эти черные точки, снабженные крыльями. Вниманием, которое рассеивалось все больше, хотя он мог еще наблюдать за этими беззвучными мухами, они отчего-то улучшали ему настроение, но при этом он отлично понимал, что запах, привлекавший их, означает, что Даксо не слишком заботится о чистоте своего заведения.

– У меня не было причины, чтобы… Ну, когда ты позвонил.

– Не было причины?

Иван обернулся, раздражение сдавило горло. Его старший сын лгал. Он знал это. Ложь была там, под затылочной костью, она зудела и чесалась. Она была как лезвие топора, которое должно отделить его голову от тела.

– Причина всегда есть, Лео, я знаю, в мои-то годы. Я даже знаю, что если тебе вдруг придется срочно бежать в сортир, то это не потому, что ты поел, а потому, что проглотил какое-то дерьмо.

– Сортир? Мне уже много лет не требуется помощь в этих делах. А еще я привык не спрашивать разрешения, чтобы пойти туда.

В кармане куртки у Лео лежал один предмет, твердый, это стало ясно, когда он выложил его на барную стойку. Но рассмотреть его было нельзя – Лео прикрыл предмет рукой.

– Ни одного телефонного звонка вне графика за все время. Не знаю, папа, как это было с тобой, когда ты вышел, но я напрягся черт знает как, когда телефон зазвонил, а я не узнал номер.

Лео подвинул предмет к Ивану и убрал руку. Черный мобильник с широким блестящим экраном.

– Но ты звони мне, когда захочешь. Смотри, это прямая линия между тобой и мной. Можно даже зарегистрировать его на тебя, ты просто подпишешь бумагу и пошлешь ее по почте, это будет твой собственный номер, а счета буду оплачивать я. Если ты беспокоишься или просто хочешь поговорить – звони по нему.

Иван подцепил отблескивающий черным телефон, лежащий на документе под названием «договор о передаче», покачал между большим и указательным пальцами. Узенький, как пачка сигарет, легкий, максимум – граммов двести, и всего-то сантиметров десять-одиннадцать.