Что за рыбка в вашем ухе? - Дэвид Беллос

Когда в XIX веке индивидуальные поездки на Ближний Восток стали реальными и вошли в моду, западные туристы столкнулись с местными традициями недоверия к устным переводчикам. При общении с властями туристам приходилось полагаться на местных посредников, и семьи наследственных драгоманов взялись за выполнение обязанностей гидов, квартирьеров и помощников при покупках антиквариата и прочих радостей. Они действовали, следуя своим традициям крайне адаптивного перевода, вызывая насмешки и пренебрежение. «Драгомания» — боязнь и неприязнь по отношению к посредникам, которым удавалось обводить вокруг пальца всех, кроме самых хитроумных западных путешественников, — внесла большой вклад в создание стереотипа «коварного азиата» из рассказов о путешествиях времен колониализма{73}.

Метафоры «верности» и «предательства» применительно к переводам пришли к нам не только из исчезнувшего османского прошлого. Во Франции XVII века некоторые переводчики греческой и латинской классики сочли уместным подправить в своих переводах оригиналы так, чтобы они больше соответствовали правилам куртуазности, которым подчинялось поведение и литература при Версальском дворе. Бранные слова и упоминания о физиологии попросту выбрасывались, равно как и целые пассажи, связанные с пьянством, гомосексуализмом и полигамией. Непоколебимо уверенные в абсолютной правильности французских придворных манер, эти переводчики пытались создать произведения, более подходящие для их целевой аудитории, а также (с их точки зрения) более правильные и красивые. Они спасали греков от них самих, вымарывая все эти примитивные дефекты. Намеренно переделанные в расчете на придворных (или детей), эти классические тексты назывались les belles infidèles — в буквальном переводе «неверные красивые» [ж. р.].

Соседство этих двух прилагательных подразумевает отсутствующее существительное, и это, безусловно, traductions, переводы. По сути, выражение les belles infidèles означает лишь «прекрасные вольные переводы». Однако во французском языке прилагательные с предшествующим артиклем могут трактоваться и как существительные, точно так же как the poor[66] или the unwashed[67] в английском. А поскольку les belles стоит в форме женского рода и множественного числа, то выражение может означать и «красавицы», а фразу les belles infidèles в целом можно трактовать как «неверные красавицы». Эта конструкция привела к возникновению еще одной поговорки о переводах, которая с тех пор отягощает все разговоры о них. Переводы, утверждается в этой поговорке, как женщины: Si elles sont belles, elles sont infidèles, mais si elles sont fidèles, elles ne sont pas belles. Если они красивы, то неверны, а если хранят верность, то лишь потому, что они старые клуши. По общепринятым стандартам это довольно вольный перевод, но именно это подразумевается в поговорке (хотя ее можно перевести и в другом ключе: эстетически привлекательные — адаптивны, неадаптивны лишь простушки). Тень этой сексистской чепухи и сейчас падает на одно французское издательство с его в остальном восхитительным списком переводов, названное Les Belles Infidèles.

Во Франции, как и в англоязычном мире, сексистский язык стал объектом долгих и в основном успешных кампаний; но мало кто замечал, что если во Франции XVII века эта фраза считалась вежливой, то в наше время выражение les belles infidèles как в трехсловной форме, так и в виде построенной на его основе более длинной поговорки оскорбительно для женщин. Для большинства оно приемлемо, потому что считается утверждением о переводах. Но это не так. Оно о мужских тревогах, доходящих до уровня женоненавистничества. Подозреваю, оно потому и применяется к переводам, что — как и в целом этот мотив предательства — свидетельствует о страхе перед ними.

Иные говорят, что хорош тот перевод, который верен оригиналу. Следствием этого было бы утверждать, что плохой перевод — это своего рода предательство, до некоторой степени оправдывая таким образом затасканные и постыдные клише, которые мы попытались опровергнуть. Такое следствие звучало бы правдоподобно, если бы мы знали, что имеем в виду, говоря, что верный перевод — это хороший перевод. Почему слово верный вообще применяют к переводам? Действительно, хорошая супруга верна, а достойный разведчик не предает. Мы также привыкли требовать от слуг верности хозяевам. Но переводчики не женятся на оригиналах и не работают в ЦРУ. Настойчивые требования верности как критерия качества перевода безусловно заставили многих переводчиков называть себя слугами оригинала. Тем самым они возвращаются к историческим и даже доисторическим истокам своей профессии, демонстрируя навыки рабов.

С рабством было покончено в 1888 году в Бразилии. Пора двигаться дальше.

Китайцы любят делиться друг с другом ритмичными сатирическими высказываниями, так называемыми шунькоулю. Обычно это составленные из семисложных строк четверостишия, которые передаются из уст в уста. Регулярность их формы ощутима не только на слух, но и на вид, потому что каждый китайский иероглиф соответствует одному слогу. Вот пример такого стишка:

Компактный, структурированный, насыщенный, иносказательный, горький и забавный… Перевод шунькоулю — высший пилотаж. Не стоит и пытаться? Но, несмотря на трудности, это язвительное стихотворение о старой гвардии нового Китая можно передать с сохранением и его смысла, и его изящества на языке, совершенно отличном от языка оригинала. Вот как это можно сделать. Поэтапно[68].

В последних вариантах перевода удалось сымитировать визуальную структурированность оригинала, которая естественно отражает структурированное звучание. Обычно переводчик не обязан сохранять при переводе количество символов и пробелов в каждой строчке, но в некоторых областях перевод должен вписываться в определенные шаблоны, так что приведенный выше пример лишь иллюстрирует подобные ограничения.