Неудобная женщина - Стефани Бюленс

Я налила два бокала и протянула один из них Рэю.

Он заметил, что по всей комнате были развешаны рисунки.

— Это те самые, о которых вы говорили?

— Да.

Его внимание привлекла самая крупная картина. Это дом, но весь перекошенный. Одни окна большие, другие маленькие. Двери в странных местах, изгибающиеся под невероятным углом. Этот дом был совсем не похож на тот, который она нарисовала на стене возле «Макдаффи», но их объединяли бесформенность и хаос.

— Это неблагополучный дом, — сказал Рэй.

Он перешел к следующей картине.

— Что скажете? — спросил он.

На ней был изображен лес. Дремучий, из ветвей прорастали огромные листья. Тропическое буйство, в котором не хватает воздуха. Пейзаж, который душит сам себя.

Я так и сказала Рэю, и он внимательно посмотрел на меня.

— Это очень мрачная интерпретация, Клэр.

— Да, но однажды мой учитель сказал, что когда мы смотрим на полотно, мы перерисовываем его теми красками и формами, которые находятся внутри нас.

Я сделала глоток.

— А вы что видите?

— Смятение. Беспомощность.

Рэй подошел к новому рисунку. Вихрь красок над штормовым морем — или это пшеничное поле?

— Здесь много движения, — сказал он. — Чувствуешь, как все вокруг поднимается и опускается. Как будто дышит.

Он разглядывал картину какое-то время, затем осмотрел две следующие — еще один дом, такой же сюрреалистичный, и морской пейзаж, где волны жадно набрасывались на берег.

— Я ищу здесь единый мотив. Что-то, что сможет задать единую тему для выставки.

Он переводил взгляд с картины на картину.

— Вы замечаете что-нибудь общее?

— Не особенно.

Рэй в раздумьях смотрел на картины.

— Что ж, пусть будет просто «Ее мир». Люди сами придумают, в чем здесь связь.

— А разве бывает по-другому?

Рэй посмотрел на меня с улыбкой.

— Зато так ее хотя бы не забудут.

Его голос и взгляд лучились добротой.

— И ее видение мира, — добавил он.

Я чувствовала, как сильно меня тянет к нему.

Но мне нужно держать дистанцию — и не давать Рэю ее сократить.

На следующий день, когда мы встретились за обедом с Авой, я все еще была во власти этих чувств.

Для нашей встречи она выбрала новое место — бар A.O.C. на Третьей улице. Он специализируется на тапас.

— Закуски здесь просто пальчики оближешь. Можно проглотить все меню.

Ава следила за мной, пока я изучала варианты.

— Ты выглядишь… по-другому.

— Правда?

Она задержала на мне взгляд:

— Это как-то связано в Рэем Патриком?

— Он вчера вечером заезжал. Мы поболтали.

Подошел официант. Мы заказали ассорти тапас, и я, как обычно, попросила бокал игристого.

— Поболтали? Ты уж прости, но все явно гораздо серьезнее.

— О чем ты?

— Ты вся светишься, Клэр. Так выглядят, когда встречают Идеального Мужчину. Или когда кажется, что это именно он. Какой из этих вариантов твой?

Если рассказать ей о том, что Рэй заезжал посмотреть рисунки, она начнет читать мне нотации: я во всем нахожу «мрачные стороны». Она подчеркнет, что в новых отношениях таким удручающим темам не место. Все должно быть легко, весело и непринужденно.

— Это была дружеская беседа, — сказала я. — Вот и все.

— Ой, ну конечно.

— Честно.

— Еще скажи, что ты хочешь дружить с Рэем, ничего больше.

— Мои желания тут ни при чем, Ава. Сначала мне нужно разобраться со своей жизнью, а потом уже строить отношения.

Ава помрачнела.

— Что ты имеешь в виду?

— Что я не готова ни с кем сблизиться, пока не разберусь со всеми проблемами.

— А под «проблемами» ты, конечно, имеешь в виду Саймона. Согласна, он редкостный мерзавец. Но ты должна не обращать на него внимания.

— Или убить его.

Что-то в моем голосе — или взгляде — насторожило Аву. Она тут же добавила:

— Так это и начинается, Клэр. Сначала что-то представляется невозможным. Но чем больше ты об этом думаешь, тем больше кажется — это не просто возможно, это чертовски хорошая идея. Мысли принимают очень опасный оборот.

Опасный, согласна.

Я представляю мир, в котором нет Саймона. Где он больше не может причинить никому вреда. Пистолет, нож, тупой предмет — это все не то. В моих мечтах он исчезает в глубине, как тело, выброшенное за борт.

Он тонет.

Жизнь была бы гораздо прекраснее, если бы мужчины вроде Саймона покоились на дне океана.

К двум часам я была возле квартиры Марго. Это первое занятие, по голосу я определила, что ей в районе сорока лет.

Но дверь открыл мужчина — мощный, как борец, с мускулистыми бедрами и вздувшимися бицепсами.

— Я Клэр.

Он окинул меня знакомым неприятным взглядом — из тех, что раздевают тебя, отбрасывая одежду в сторону. Он прямо-таки впился глазами в мою грудь.

— Я преподаю французский.

Он посторонился, пропуская меня.

— Марго сейчас подойдет.

Я вошла.

— Я как раз собирался уходить.

Только он и не думал двигаться с места. Он махнул рукой в направлении гостиной и провожал меня взглядом. Я ощущала жар его внимания на волосах, плечах, талии, а затем все ниже и ниже.

— Я пожарный, — сообщил он с легкой улыбкой.

Это явно должно было меня впечатлить.

— В Беверли-Хиллз. Та станция, что на Норт-Рексфорд-драйв. Мы получаем звонки от кинозвезд, из их особняков. Но пожар — наша работа. Никаких исключений мы не делаем.

Он ждал от меня реакции, но, не дождавшись, добавил:

— А вы где живете?

— Неподалеку от «Гроув»[14].

— Шестьдесят первая станция, — сказал он, рисуясь, — это на Третьей улице. У меня есть там знакомые ребята.

Он явно не собирался заканчивать беседу, но тут вошла Марго. Ее появление разозлило его, будто она была тем самым шумным зрителем, который мешает актерам играть.