Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890-1918 - Мария Романова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как только все было более или менее приведено в порядок, я дала бал, чтобы отпраздновать свое двадцатилетие. Помню, это было приятное событие. Цветы мне прислали из Ниццы; дом был ими заполнен; когда гости уходили, то уносили их охапками.
Дни набегали один на другой. Обеспокоенная бесцельностью своего существования, я приняла решение по-настоящему чем-нибудь заняться. Рисование я забросила давно, так что той зимой я поступила в школу живописи.
Школа, которую я выбрала, была лучшей в Стокгольме. Принц Евгений, младший брат короля, очень талантливый художник, был единственным во всей семье, кто поощрял мое желание учиться, хотя и у остальных мое решение не встретило никакого противодействия, только удивление.
Каждое утро в 8.30 я усаживалась с остальными двадцатью пятью студентами за деревянный стол в большой комнате с серыми стенами. Первые дни были для меня трудными. Мои товарищи по учению были робкими и недоверчивыми. Но как только они увидели, что я много работаю и хочу только быть одной из них, они стали проявлять дружелюбие и в конце концов осыпали меня услугами и знаками дружбы. Главным образом благодаря их помощи и критике я и добилась больших успехов за весьма короткое время.
Я часто оставалась в школе во время перерыва, который начинался в одиннадцать часов, и ела бутерброд, захваченный мною на второй завтрак. Иногда мои приятели угощали меня молоком с имбирными пряниками, которые я особенно любила. В полдень мы вновь обращались к нашим моделям и работали до трех, когда сумерки, ранние в это время года, заставляли нас сушить наши кисти и закрывать альбомы для рисования.
Когда я приходила домой, быстро переодевалась и ехала в школу верховой езды. Час или два я довольно интенсивно занималась, катаясь без стремян, чтобы улучшить свою посадку, и без них даже совершала прыжки через препятствия. Затем, после ванны и чашки чая, я брала урок пения или играла на фортепиано, чтобы научиться аккомпанировать себе. Вечером я часто готовила свою работу к испытанию по композиции, которое проводилось в школе раз в месяц. Мне это нравилось. Эти испытания проводились анонимно и давали мне возможность судить, как у меня на самом деле обстоят дела.
Посещая эти уроки, я познакомилась с поистине замечательным человеком. Он был трамвайным кондуктором на линии, идущей от Стокгольма до моего дома в Джургардене. Иногда я ездила этим маршрутом, когда не хотела пользоваться своей машиной. Поездка занимала пятнадцать минут, а так как я обычно видела одних и тех же людей, у меня появилась привычка болтать с ними. Так я встретилась с этим кондуктором, белобородым стариком, который работал здесь уже много лет. Я узнала, что из своих заработков он оказывает помощь небольшому приюту для незаконнорожденных детей, оставленных своими отцами и матерями. На меня произвело такое впечатление это свидетельство настоящего, реально существующего христианства, что я пригласила его однажды к себе домой на чашку кофе и узнала больше о его работе. Я вижу и сейчас, как он входит в мою гостиную со шляпой и перчатками в руке и усаживается с величайшим достоинством и спокойствием.
Серые утра шведской зимы всегда заставали меня по пути в мою школу. Время пролетало быстро и счастливо. Удовлетворенность достижениями и здоровая усталость успокаивали черные мысли, которые иногда посещали мою голову, несмотря на все мои усилия не допускать их. Общество друзей моего возраста, а также простота и отсутствие всяких церемоний в школе очень благотворно действовали на меня.
Я попросила короля устроить для меня костюмированный бал и, чтобы умножить веселье, организовала кадриль, в которой участвовали молодые девушки и мужчины. Нас было восемь пар, и мы танцевали менуэт и гавот. Затем я танцевала с мужем мазурку – быстрый танец, требующий большой живости. Мы были в красивых польских костюмах. Шпоры на моих зеленых сапожках сверкали и звенели под веселую музыку, и мы совершали такие безумные пируэты, что изумруды, пришитые к моему платью, рассыпались.
Важные придворные мероприятия проводились в январе. Они начались с официального открытия парламента. По этому случаю мы все должны были быть одетыми к десяти часам утра, принцессы – в парадные платья из черного бархата с длинными шлейфами и рукавами с прорезями, отороченными мехом горностая; король, принцы и министры – в парадную форму. Мужчины группировались вокруг короля на возвышении в зале. Принцессы с находящимися позади них фрейлинами заняли балкон. Церемония не была очень утомительной. После нескольких речей, довольно долгих, мы ушли домой, а вечером должны были присутствовать на ужине, который давался во дворце в честь депутатов. После него нам пришлось беседовать с ними в течение некоторого времени, и оно нам показалось очень долгим.
Но большой бал длился гораздо дольше и оказался утомительным мероприятием. Все принцы и принцессы собрались в одной из комнат дворца, где им были вручены записки с именами их соседей за столом во время ужина и партнеров по танцам. Затем двери распахнулись, и мы гуськом прошли через помещения, ведущие в бальную залу. В каждой комнате стояли группы людей различных рангов и сословий, с которыми мы должны были беседовать. В большой гостиной радом с бальной залой находились дебютантки этого сезона, стоявшие в ряд вместе со своими матерями. Гофмейстрина со списком в руке представила сначала матерей, затем дочерей принцессам, которые шли одна за другой вдоль этой шеренги, говоря какие-нибудь приличествующие случаю слова. Это было ужасным испытанием.
Начался бал. Мы танцевали кадрили – а их было три – с членами правительства и министрами зарубежных стран. Король и принцы танцевали с женами. Выбор других танцев был более или менее свободным, но надо было послать камергера, чтобы заранее уведомить партнера об оказанной ему чести.
Весной 1911 года король решил послать меня и моего мужа в путешествие, перспектива которого взволновала нас обоих. Следующей зимой должен был короноваться король Сиама, и приглашения уже были разосланы во все европейские дворы. На этом событии мы должны были представлять нашу семью.
Я не знаю, угадал ли король явную холодность в отношениях между мной и мужем и предложил эту поездку в надежде исправить положение, или интересы шведской торговли в Сиаме действительно требовали присутствия принца для их продвижения. Нам и общественному мнению была предложена конечно же последняя причина.
Наше путешествие должно было продлиться шесть месяцев. Большую часть лета мы провели в приготовлениях и в конце октября отправились в путь через Париж и Ниццу в Геную. Там мы сели на немецкий корабль водоизмещением восемь тысяч тонн, направляющийся в Сингапур.
Помимо нашей обычной свиты, состоявшей из моей фрейлины мисс Гамильтон, нашего управляющего Рудебека и адъютанта Хейденштама, нас сопровождали еще десять человек: шведские дипломаты, профессора, консул Сиама в Стокгольме и другие.
Путешествие в Сингапур заняло три недели и прерывалось короткими остановками в Порт-Саиде, Адене, Коломбо и Пенанге. Куда бы мы ни пришли, нам везде оказывали официальный прием. Английские губернаторы и представители приходили встречать нас, одетые в белые костюмы, и давали для нас обед в прохладных покоях просторных дворцов, которые казались нам раем после душных маленьких кают нашего корабля.