Однажды в полночь - Джулия Энн Лонг

Джонатан посмотрел на Томми.

Пока он плыл назад, в ней проснулся ее обычный практицизм, и она с завидным самообладанием начала приводить себя в порядок. Шпильки лежали перед ней маленькой блестящей кучкой. Томми стянула чулки, и теперь они, как только что пойманные рыбины, лежали рядом расправленные для просушки. Мокрая насквозь сорочка так и осталась на ней. Она прилипала к телу, и Джонатан мог видеть очертания ее бедер, стройных ног, рук.

В другой ситуации его бы это заинтриговало. Но сейчас ему очень хотелось стянуть с себя промокшую сорочку и запустить ею в Томми.

Вместо этого он просто рухнул на колени.

Томми с надеждой смотрела на Джонатана. А потом, судя по всему, встревоженная выражением его лица опустила глаза, чтобы увидеть его руки. В кулаке он зажимал кусочек металла с лентой.

Губы у нее посинели, а руки были осыпаны мурашками. Ей нужно срочно снять с себя все мокрое, но Редмонд не мог предложить ей этого. Вдобавок здесь не во что переодеться. Можно легко представить, что он услышит в ответ на такое предложение.

– Разотрите руки и плечи, Томми, вот так. – Коротко предложил он и показал, как нужно делать.

К черту приличия! Им дозволительно обсохнуть вдвоем, поэтому он расстегнул сорочку, негнущимися от усталости руками стащил ее с плеч и, повернувшись спиной к Томми, развесил на кустах, ничуть не сомневаясь при этом, что Томми таращится на него, но сама и не думает раздеваться. Ну и пусть смотрит. Джонатан знал, что отлично сложен.

Медаль оказалась за войну на Пиренеях[7]. В этом не было никаких сомнений. Золотая. Четыре коротких луча образовывали крест. Такие медали были редкостью. Ими награждали только тех, кто командовал не меньше чем батальоном.

Джонатан перевернул ее и прочел на обратной стороной:

Ничего не понятно!

Томми что, стащила ее у герцога?

Тишина, повисшая, пока она ждала его реакции, а Джонатан пытался понять, что происходит, была оглушающей. Как после удара по голове.

– Никогда не видел, чтобы женщина так быстро раздевалась, – рассеянно произнес он.

Томми избегала его взгляда.

– Если вы таким образом пытаетесь заставить меня спросить, сколько их раздевалось перед вами, то ведь вам известно, что я думаю насчет предсказуемости.

Все правильно, она так и должна была ответить ему. Но только сказано это было покорным тоном. И очень настороженно. Еще бы!

Джонатан вскипел от злости. Если бы сейчас она налепила на него свои чулки, они высохли бы за секунду.

– Пятьдесят шесть с половиной, – коротко сообщил он. Все так же немного рассеянно. Судя по всему, беззаботность у них двоих – явление чисто рефлекторное.

– Должно быть, половина – это я.

В другое время можно было бы сказать: «Почему бы нам не довести счет до круглых пятидесяти семи?» – и посмеяться вместе над их полной несовместимостью.

Но Редмонда трясло от гнева. И с каждым вдохом ярость только набирала силу. Он все никак не мог найти объяснение, каким образом военная медаль с именем герцога оказалась у нее, и почему это превращало Томми де Баллестерос в форменную крепость.

Она откашлялась, прочищая горло.

– Благодарю вас за то, что вернули мне мою собственность, – сказала девушка застенчиво и одновременно чопорно. Правда, застенчивость совсем не была свойственна ей. – Могу я ее забрать? Пожалуйста.

– Нет, – тут же возразил Джонатан.

Томми вскинула голову и посмотрела на него. Потом так же резко отвернулась и начала нервно разглаживать влажную сорочку на своих коленях.

Джонатан повернулся к ней и медленно заговорил:

– Если хотите получить ее, потрудитесь дать мне объяснения, Томми. И пожалуйста, будьте честны и искренни, иначе я кину ее назад в реку.

– Вы все еще злитесь, – уклончиво сказала она. – Это из-за… моего неожиданного прыжка с моста?

Джонатан свирепо и недоверчиво смерил ее взглядом.

– Я умею плавать. Меня этому научили много лет назад.

– Ну, тогда все в порядке, – примирительно проговорил Джонатан. – Тогда все просто отлично. Вы брали уроки плавания?

– Ну да, мне объясняли на словах…

– Какая прелесть! Полагаю, они просто забыли предупредить вас, что нельзя ни с того ни с сего бросаться в реку с моста высотой десять футов, да еще в одежде!

На последнем слове голос его сорвался на крик.

Птицы в тревоге вспорхнули над зарослями кустов.

«Одежде… Одежде… Одежде…»

Они загомонили, словно с удовольствием подхватив это слово, произнесенное со злобой и сарказмом.

Широко распахнув глаза, как олененок, Томми в тревоге смотрела на него. Джонатан не стал извиняться. Он сделал глубокий вдох, а потом медленно выдохнул. Прижал пальцы к вискам.

– Вы могли запутаться в своей рубашке, – устало объяснил он. – Или… разбиться насмерть о камни. Вы же не знали, глубоко ли здесь.

– У меня имелось кое-какое представление.

Джонатан повернулся к Томми и опять уставился на нее. На этот раз она отвернулась и снова принялась разглаживать свою рубашку.

– Видите ли, Джонатан… Вещь, которую вы держите в руках, очень важна для меня.

– Понятно, – неопределенно откликнулся он.

– А что сделали бы вы, если бы самая дорогая для вас вещь упала в реку?

Самая дорогая вещь для нее? Значит, все дело в неких чувствах. Деньги здесь ни при чем.

– Давайте порассуждаем. Если бы мне выпало быть женщиной – женщиной в здравом уме, если вы ничего не имеете против, – я повернулся бы к мужчине, который находился рядом, и попросил бы его помочь достать ее. А вот если бы я был чокнутой, своевольной, безответственной, неуправляемой, капризной дамочкой с куриными мозгами, я бы наверняка скинул с себя платье и сиганул с моста, ни о чем не предупредив своего спутника.

Лицо Томми покрылось пятнами от едва сдерживаемой злости.

– Как вы смеете, Джонатан! Это… Я… Я совсем не своевольная, и не капризная, и не безответственная. Могу поклясться. И никогда не была такой. Никогда!

Редмонду это показалось настолько бредовым, что он продолжил, не обращая внимания на ее слова:

– Почему вы просто не ткнули в эту штуку пальцем и не воскликнули: «О нет!» – когда она упала в воду. В ту же секунду я бы занялся ею, потому что вырос на этой реке. Либо поступил как-то умно и по-мужски, чтобы добраться до нее. Например, соорудил бы удочку из какой-нибудь палки и цепочки от часов.