Репортаж из морга - Мишель Сапане

– Вам не кажется, что вы немного избирательно толкуете правила?

– Не больше, чем вы.

– Что вы хотите сказать?

– Вещественное доказательство – это объект, элемент, биологический образец, переданный на хранение правосудию. Его используют в качестве доказательства в суде. Вам это хорошо известно. Я не собираюсь учить вас уголовному процессу, который управляет судьбой вещественных доказательств…

– Так почему вы оставили этот череп у себя?

– Я не оставлял череп, я оставил вещдок. Я действовал согласно заявке на хранение этого опечатанного вещдока, вне зависимости от его содержимого. И заявка все еще в силе.

– А почему вы не упомянули, что у тела нет головы?

– Вас неверно информировали.

Жандарм вздрагивает, сдерживается и ждет, что я скажу дальше.

– В акте вскрытия уточнялось, что череп был опечатан следователем для дальнейших исследований. На время судебного разбирательства. Ваш судебный следователь не читал ни акт, ни протокол вскрытия?

– А зачем его опечатывать?

– Как я уже сказал – для дальнейших исследований.

– Каких?

– В черепе было отверстие, сопоставимое с отверстием от выстрела из огнестрельного оружия. Для доказательства по всей форме потребовался бы дальнейший анализ костных краев отверстия. Я отправил эту информацию следователю по электронной почте с моими первоначальными выводами в тот же день и написал об этом в своем рапорте прокурору. Ваш следователь не читал мое электронное письмо? Как и мои первые выводы? Никто, никто ничего не читает!

– Он не мой следователь, и проблема не в этом.

– Нет, проблема именно в этом. Какой смысл давать технические рекомендации, заказывать исследования, если они не проводятся? Это ужасно. Это одна из проблем французской судебной медицины. Мы, специалисты, заказываем исследования, а делать их или нет, решают совершенно некомпетентные лица. Меня это сильно раздражает.

– Доктор, а где этот череп?

– Вы имеете в виду вещественное доказательство, которое представляет собой опечатанную коробку с черепом Дамиэна Д., я полагаю?

Жандарм вздыхает. Я подвожу итог:

– Можно было бы с этого начать, столько времени сэкономили бы! Это вещественное доказательство упомянуто в протоколе о вскрытии. Оно указано в нашей описи с датой внесения под кодом АУТ/Дамиэн Д/череп. Этот код не очень оригинален, но в Институте судебной медицины мы пользуемся таким, чтобы сразу понимать, что лежит в опечатанной коробке. Как и все наши биологические вещдоки, он находится в институте, в одном из трех надежных хранилищ.

– Вы уверены?

– Совершенно. В том, что он лежит в коробке. Согласно правилам. Однако я не смогу вам назвать ни номер полки, ни цвет коробки…

– Если это вещественное доказательство, почему бы не передать его магистрату?

– Потому что меня об этом не просили. Биологические вещдоки всегда хранятся в нашем отделении до момента их использования, разрушения или снятия печати. К тому же все это дурно пахнет. Ситуация с черепом выглядит скверно.

– Потому что он опечатан?

– Нет, сама ситуация некрасивая… В офисе судебного следователя… Интересно, зачем этот череп ему так понадобился…

Служитель закона расслабляется, улыбается и выглядит теперь как обычно. Он успокоился: череп никуда не делся.

– Доктор, хотите еще что-нибудь сказать?

– Да. Судебному следователю достаточно было позвонить мне, и он сразу получил бы ответ. Я не понимаю смысла этого процесса.

– Доктор, я вам скажу конфиденциально: я так понимаю, масла в огонь подлил ваш коллега, который будет проводить экспертизу черепа. Но это между нами.

– Разумеется.

Я сознательно фиксирую эту информацию в своей памяти. Такие вещи я запоминаю.

– Еще какие-нибудь комментарии?

– Да, насчет черепа, можете прийти за ним, когда захотите. Но я отдам вам его только по официальному требованию.

– Почему так?

– Потому что это не череп, а вещественное доказательство. И нужно отслеживать его перемещение. А еще мы должны выставить вам счет. Так что он вам дорого обойдется, раз хранился у нас столько времени!

Вернувшись в помещение службы, я тороплюсь в одно из трех хранилищ. На месте ли череп спустя годы? Через минуту я успокаиваюсь. Он с комфортом лежит в коробке, запечатанный в прозрачном пакете. Требование о передаче не заставляет себя ждать, и череп отправляется в судебно-медицинский институт моего милого коллеги.

В ноябре 2017 года Венсан М. предстает перед судом ассизов Сента (в Приморской Шаранте). Меня, как обычно, вызывают на второй день слушаний, в который традиционно заслушиваются показания экспертов. В зале суда я нахожу Летицию, психиатра, проходящую подготовку в моем отделении, которая наблюдает за ходом судебного процесса с самого начала.

Она кратко рассказывает мне о первом дне, отмеченном небольшим инцидентом. К большому раздражению председателя, один из шести присяжных не вернулся на слушание после перерыва. Расспросив секретаря суда, но не получив ответов, председатель назначил одного из запасных присяжных на вакантное место и потребовал вызвать отсутствующего присяжного по месту проживания.

Затем она рассказывает мне об обвиняемом – тот решительно и с апломбом отрицает всякие обвинения. Лидер с огромным эго. В начале заседания я замечаю это и сам – он панибратски восклицает «День добрый, господин председатель!», обращаясь к магистрату в красной мантии. Каков наглец!

После некоторой задержки слушание возобновляется. Пропавшего присяжного все еще нет.

Крайне раздраженный председатель объявляет, что уже обратился к полицейским, чтобы те привели присяжного в суд и в чувство. Затем открывает заседание.

Вскоре меня вызывают для дачи показаний. Спокойно, положив обе руки на перила, я сообщаю выводы, перечисленные в моем отчете о вскрытии. Объясняю, с каким трудностями мы столкнулись: сильно разложившееся тело, раздробленный череп.

На вопрос председателя о причинах смерти я подтверждаю, что смерть наступила от двух выстрелов сзади вперед, в грудь и в голову, а также что порядок совершения этих выстрелов установить невозможно. Что было использовано охотничье оружие, о чем свидетельствует наличие дробинок в грудной клетке и отметин на отверстии в черепе.

Затем я отвечаю на несколько вопросов адвоката и возвращаюсь на скамью рядом с Летицией, которая продолжает конспектировать ход слушаний.

Теперь дает показания судебный эксперт-антрополог по видеосвязи.