Королева Тирлинга - Эрика Йохансен

– Я не назначала вас советником по внешней политике, Арлен Торн, и я проехала через полстраны не для того, чтобы вести бессмысленные споры с каким-то чиновником на собственной лужайке! Я руководствуюсь в первую очередь интересами своего народа, как и во всех своих поступках.

Булава склонился к королеве и что-то прошептал ей на ухо. Она кивнула и указала на Торна.

– Вы! Распорядитель! Я поручаю вам проследить, чтобы каждый ребенок благополучно вернулся в семью. Если мне придет хоть одно донесение о пропавшем ребенке, отвечать будете вы. Я ясно выражаюсь?

– Да, госпожа, – бесцветным голосом ответил Торн.

Жавель внезапно обрадовался тому, что Торн стоял к нему спиной. В жилах этого человека текла холодная кровь рептилии. Два года назад семья по фамилии Морелл попыталась бежать из Тирлинга, когда их дочь оказалась в числе выбранных по жребию. Торн нанял убийц Кейдена, которые обнаружили Мореллов в пещере в сутках езды от кадарской границы. Но Торн сам запытал ребенка до смерти на глазах у родителей. Вил, считавшийся самым храбрым из стражников, спросил Торна, почему он так поступил, и потом передал товарищам его ответ: «Торн сказал, что это был урок для остальных. Говорит, нельзя недооценивать пользу наглядного примера».

Этот урок принес свои плоды: насколько было известно Жавелю, никто с тех пор не пытался спасти попавшего в лотерею. Старших Мореллов отправили в Мортмин со следующей поставкой, и Жавель хорошо помнил тот день: мать первой вошла в клетку, смирная, как кролик. Глядя в ее пустые глаза, Жавель понял, что внутри она уже мертва. Много позже он услышал, что по пути она заболела воспалением легких, и Торн бросил ее тело на съедение диким зверям на обочине Мортийского тракта. Королева, возможно, считает, что ей удалось приструнить этого пса, но с Арленом Торном шутки плохи, и скоро она это увидит.

– Слава Королеве! – закричал кто-то у дальних клеток, и толпа издала одобрительный рев. Перед клетками воссоединялись семьи, и по всей лужайке люди радостно окликали друг друга. Но громче всего раздавались рыдания. Жавель ненавидел этот звук. Клетки опустели, люди вернулись к своим близким. Так какого же черта они плачут?

– Больше поставок в Мортмин не будет! – воскликнула Королева, и толпа вновь приветствовала ее слова нестройным ревом. Жавель моргнул, и перед его закрытыми глазами встало лицо Элли. Иногда ему казалось, что он забыл, как выглядит ее лицо. Как ни старайся, ему не удавалось четко представить его. Он сосредотачивался на какой-то одной черте, которую, казалось, хорошо помнил, – например, на подбородке Элли, – но потом и она начинала мерцать и расплываться, словно мираж. Это сводило его с ума. Но потом наступали такие мгновения, как сейчас, когда он мог вспомнить каждую черточку лица Элли – изгиб ее скулы, решительный подбородок. И тогда он понимал, что лучше не помнить. Он взглянул на небо и с облегчением обнаружил, что оно окрасилось в предзакатный пурпур. Солнце давно скрылось за Цитаделью.

– Вил! – окликнул он через мост. – Разве наша смена не кончилась?

Вил повернулся к нему, и на его круглом лице отразилось изумление.

– Ты хочешь уйти сейчас?

– Нет-нет. Просто спрашиваю.

– Ну так возьми себя в руки, – ответил Вил с тенью иронии. – Утопишь свои печали позже.

Лицо Жавеля вспыхнуло, и он уставился на землю, стиснув кулак. Кто-то похлопал его по спине. Обернувшись, он увидел Мартина, лицо которого выражало сочувствие. На секунду Жавелю захотелось ударить его, но потом это желание отступило. Он кивнул, демонстрируя, что с ним все в порядке, и Мартин поспешил вернуться на свой пост.

Двое из стражников королевы, высокий и пониже, оба в серых плащах, ходили между клеток с каким-то ведром. Скорее всего, это были Элстон и Кибб – эти двое были неразлучны. Жавель не мог понять, что они делают, да это было и неважно. Большинство клеток опустели. Торн организовал строгую процедуру у детских клеток, выпуская детей по одному и допрашивая родителей, прежде чем отдать им ребенка. Это, пожалуй, была неплохая идея. Торговля детьми в Тирлинге была не столь процветающей, как в Мортмине, но в Кишке имелась группка сутенеров, которые готовы были предоставить товар на любой вкус и не гнушались похищением детей. Жавель, много времени проводивший в Кишке, не раз подумывал найти этих людей и попытаться предать их правосудию. Но к ночи его решимость всегда улетучивалась, да и вообще такими делами должен заниматься кто-то другой. Кто-то посмелее.

«Кто угодно, только не я».

Келси чувствовала себя обессиленной. Она сжимала рукоять меча Булавы, пытаясь демонстрировать спокойствие и королевское достоинство, но сердце ее бешено стучало, а мышцы одеревенели от усталости. Она снова надела кулон на шею и поняла, что ей не почудилось: сапфир пылал, будто его подержали в раскаленной печи. На несколько мгновений, пока Келси спорила с Торном, ей показалось, что она может буквально взлететь и рассечь небо пополам. Но теперь все это могущество куда-то исчезло, испарилось, оставив лишь бесконечную слабость. Если они как можно скорее не въедут в Цитадель, она, чего доброго, свалится с лошади.

Солнце село, и вся лужайка перед Цитаделью погрузилась в тень. Стремительно холодало. Но ехать пока было нельзя – Булава разослал нескольких стражников в толпу с разными поручениями, и никто из них еще не вернулся. Келси с облегчением увидела, что многие из стражников ее матери остались в живых, хотя, произведя быстрый подсчет, она обнаружила, что Кэрролла среди них не было. Вскоре показались еще несколько стражников – те, кого не было с ними в пути, – и окружили ее. Теперь их было человек пятнадцать, хотя Келси не могла подсчитать точно, не оборачиваясь. Почему-то ей казалось очень важным не оборачиваться.

Около трети из тех, кто изначально был на лужайке, разошлись, вероятно, опасаясь неприятностей, но большинство остались. Некоторые семьи все еще со слезами обнимали освобожденных близких, но прочие теперь были просто зрителями, с любопытством наблюдая за Келси. Их взгляды ложились на нее невыносимым бременем.

«Они ждут от меня чего-то выдающегося, – мрачно подумала она. – Сейчас и каждый день до конца моей жизни».

Она повернулась к Булаве.

– Надо въехать внутрь.

– Еще минутку, госпожа.

– Чего мы ждем?

– Человек, спасший Ваше Величество, сказал одну мудрую вещь, которая запала мне в душу. Прямой путь зачастую самый правильный, хотя мы не всегда можем объяснить почему.

– Ты это к чему?

Булава показал куда-то за спины обступивших их стражников, и Келси увидела четырех женщин с детьми. Среди них была и та, что кричала перед клеткой. Она сжимала в объятиях маленькую девочку лет трех, а вокруг нее стояли еще четверо детей. Длинные волосы ниспадали на лицо женщины, склонившейся над дочерью.

– Внимание! – выкрикнул Булава.

Женщина подняла глаза, и у Келси перехватило дыхание. Это была та самая безумная из ее сна, обнимавшая окровавленное тело ребенка. Она была в этом уверена. Те же длинные темные волосы, то же бледное лицо, высокий лоб. Келси не сомневалась, что если женщина заговорит, она узнает и ее голос.