Аббатство Теней - Себастьян де Кастелл

— Моли о пощаде, мальчик, и, может, я позволю тебе сохранить одну из рук!

На тренировочной площадке и другие упражнялись со своими Черными Тенями; их способности различались так же, как их одежда и внешность. Казалось, в аббатстве очутились изгнанники изо всех уголков мира. Я увидел тут и обычных людей — не проклятых метками. Они занимались с обычным оружием, от помятых стальных мечей и подбитых железом посохов до арбалетов; даже с парой двенадцатифутовых требушетов, требовавших слаженной работы трех человек. Многие были пожилыми мужчинами и женщинами, приближающимися к своему закату, но большинство — всего лишь детьми десяти-двенадцати лет. Я увидел даже несколько детей помладше, играющих с деревянными учебными мечами и выкрикивающих друг другу причудливые вызовы.

Аббатство показалось мне ужасным местом для того, чтобы растить детей, хотя эти по крайней мере имели достаточно здравого смысла, чтобы не противостоять Турнаму.

Берабеск сосредоточенно нахмурил лоб. Его ленточки стегали и рвались, но только еще больше запутывались в облаке Черной Тени, которое все больше и больше плотнело.

— Довольно, Гхилла, — сказал он. — Выпусти меня, пока я на тебя не рассердился.

— Рассердился? — передразнила она. — О, духи земли и духи неба, что же мне делать? Мальчик угрожает на меня рассердиться!

Ей следовало бы отнестись к угрозе более серьезно, потому что у Турнама хватило ума не пустить в ход все свои ленты при первой атаке. Пока она смеялась над его кажущимися муками, еще один черный завиток размотался с его рук и незаметно скользнул по земле, подбираясь к ее ногам. Но не это, а его взгляд заставил меня забеспокоиться о девочке.

— Берегись! — закричал я ей.

Знаете, я не тупой. Я понимаю, что вмешиваться в чужую схватку — верный способ приобрести врагов. Я просто не ожидал, что они оба набросятся на меня.

— И на кой ты вмешиваешься в нашу игру, мальчик? Думаешь, что ты герой? — вопросила девчонка. Она сделала паузу в том, что, я не сомневался, будет длинной тирадой, чтобы втянуть обратно в рот пары Черной Тени.

Турнам, освободившись от облака Гхиллы, решил в кои-то веки проявить галантность и уберег ее от труда разносить меня дальше.

— Не глупи, Гхилла. Келлен просто хочет, в свою очередь, встать на ринге.

Он послал две извивающиеся ленты в воздух, и они обмотались вокруг моих запястий. Ленты затягивались до тех пор, пока я не ощутил покалывания и онемения в пальцах.

— Вижу, уже заводишь друзей, — сказал за моей спиной низкий голос.

Ленты Турнама внезапно выпустили меня. Я повернулся и увидел, что за мной стоит аббат, сложив руки на широкой груди и расставив ноги.

— Поскольку у всех такое игривое настроение, кто хочет несколько раундов со стариком?

Турнам и Гхилла ухитрились исчезнуть быстрее, чем «невидимый», который только что зажег свою татуировку шелка. Судя по виду аббата, он был всеми нами слегка разочарован, но больше всего — мной.

— У тебя и вправду замечательный талант злить людей, а?

Я пожал плечами:

— Нужно просто тренироваться. Я уверен, даже вы сможете научиться, если как следует постараетесь.

Не уверен, почему я так легко вступал в перепалку с аббатом. Может, все эти его ум, сила и самоуверенность исходили от него, как дурной запах.

Он показал на маленькое квадратное здание в дальнем конце тренировочного поля.

— Как насчет того, чтобы пойти со мной? Посмотрим, сможем ли мы найти у тебя более практический навык.

Дом был ненамного больше хижины, которую можно найти в любой деревне, но его каменные стены выгибались, как у миниатюрной башни, а крыша представляла собой купол, сделанный из десятков граней черного стекла.

— А что там такое? — спросил я.

Я научился с подозрительностью относиться к любому месту, которое, судя по виду, могло оказаться особо строго охраняемой тюрьмой, а то и камерой для ритуальных пыток.

— Мы называем это котлом, — сказал аббат.

Название не показалось мне успокаивающим, отнюдь.

Аббат подтолкнул меня в сторону железной входной двери.

— Пора посмотреть, из чего ты сделан, парень.

— Попытайся расслабиться, — сказал аббат.

Именно так говорят люди аккурат перед тем, как сделать что-нибудь, что вопреки старой пословице причинит гораздо больше боли вам, чем им.

Аббат усадил меня на жесткий деревянный стул позади аппарата, состоящего из дюжины оправленных в медь стеклянных дисков разного размера и толщины; каждый из них был подвешен на собственном металлическом рычаге. Аббат передвигал диски и так и сяк, вглядываясь сквозь линзы в метки Черной Тени вокруг моего глаза.

— Теперь не двигайся, — предупредил он.

Он повторял это каждые несколько минут, делая паузу, чтобы набросать что-то в маленькой записной книжке, которую возвращал в карман рясы, прежде чем по-другому разместить линзы прибора.

Поскольку больше мне нечем было заняться, кроме как ждать диагноза или — скорее всего — некоей разновидности невыносимой боли, я наблюдал, как работает аббат. Он был странным на вид человеком: метки Черной Тени покрывали большую часть его тела, их было больше, чем у любого другого из тех, что я встречал. И дело не только в этом, его метки почему-то казались… глубже, как будто впечатались в его плоть. И однако в его метках была некая плавность. Баланс. Может, я привыкал к виду людей, пораженных моей болезнью, но все-таки он и близко не был настолько отвратителен, как следовало ожидать.

— Наслаждаешься зрелищем? — спросил он.

Его ухмылка напомнила мне Диадеру. И то, как она выставляла напоказ свою самоуверенность, чтобы заставить меня ощутить неловкость.

— Просто пытаюсь решить, вы такой уродливый и медлительный потому, что избыток Черной Тени разрушает черты лица и интеллект человека, или все это произошло естественным путем.

Он засмеялся, не переставая поправлять и передвигать множество линз своего прибора:

— Знаешь, Келлен, рано или поздно ты осознаешь, что все это время я был на твоей стороне. Однажды ты, может, даже будешь по мне скучать.

Я попытался встать.

— Как насчет того, чтобы отпустить меня, чтобы мы могли проверить эту теорию?

Он толкнул меня обратно на стул.

— Прекрати дергаться.

— Что вы вообще ищете?

Он приблизил одну из линз — очень тонкую, размером с едва маленькую монету — прямо к моей щеке под глазом, так близко, что я почувствовал прохладу стекла.

— Ты когда-нибудь смотрел на Черную Тень по-настоящему близко?

— Всего лишь каждый день.