Восемь Драконов и Серебряная Змея - Yevhen Chepurnyy

же вино, — еда была сытной и свежей, а выпивка — крепкой. Великое множество народу было приглашено на это застолье, от простых попрошаек без гроша за душой, до влиятельных старейшин-с-девятью-сумками, что начальствовали над сотнями младших. Ни один воин клана не был выше другого на этом пиру — все сидели рядом за широкими столами, черпали вино из общих кувшинов, брали закуски с общих тарелок, и обменивались веселыми здравицами.

Четверо великих старейшин Клана Нищих (слева направо): Си Шаньхэ, У Чанфэн, Чэнь Гуянь, и старейшина Сун

Сам глава клана отсутствовал на пиру — годы брали свое, и все чаще нездоровилось славному Ван Цзяньтуну, известному также, как Бородатый Мечник. Однако же, многие из верхушки клана сидели сейчас за пиршественными столами: четверо великих старейшин, Сун, У, Чэнь, и Си, каждый — могучий и прославленный воитель; заместитель главы, прямодушный и добродетельный Ма Даюань; и, конечно же, наследник клана, доблестный Цяо Фэн. Много здравиц прозвучало в его честь этим вечером, да и сам он не раз поднимал чарку с вином, чествуя друзей и соратников. Вот и сейчас, он поднялся на ноги, держа в руке чашу, до краев наполненную горячительным.

— Слушайте все! — звучно провозгласил он. — Достойный юноша, сидящий рядом со мной — Инь Шэчи, наследник секты Сяояо! Его сердце благородно, дух — неустрашим, а боевое искусство не уступает моему! Когда мы с ним сошлись в поединке, он выдержал не меньше двух десятков моих ударов, и видит небо, не останови я бой, неизвестно, кто вышел бы победителем! Сегодня, я рад назвать его моим другом! Выпьем за него! — и первым приложился к своей чаше, осушив ее одним большим глотком. Поднялись чаши, прозвучали громкие крики здравиц, и крепкое рисовое вино полилось в глотки гостей. Инь Шэчи, допив свое, оторвал зубами ломоть мяса от куриной ноги. Прожевав закуску, он вновь наполнил свою пиалу вином, и вскочил на ноги.

— А ты стоек к выпивке, брат Цяо, однако же и я тебе не уступлю! — весело крикнул он. — Выпьем за отважного Цяо Фэна, и его славную победу над знаменитым Мужун Фу из Гусу! — следуя примеру, поданному наследником Клана Нищих, он осушил свою чашу до дна.

— Отлично! — вскричал Цяо Фэн, также прикончив полную чашу вина. — Наконец-то, достойный собутыльник! Выпьем же за наш поединок! Эй, братцы, поднесите-ка нам кувшины — что-то вино в этих мелких мисочках быстро кончается, — он грянул оземь свою чашу, размером с два кулака взрослого мужчины.

Двое расторопных нищих приволокли объемистые глиняные кувшины с вином, и кое-как утвердили их на столе перед наследником клана и его гостем. Сорвав запечатывающую кувшин бумагу, Цяо Фэн поднял его, словно легкую чарку, и щедро приложился, влив себе в глотку около четверти шэна[1] вина. Инь Шэчи не отстал, вскрыв свой кувшин, и выхлебав из него не меньше. Они продолжали пить, возглашая одну здравицу за другой, и опустошили вдвоем уже шесть кувшинов, когда Шэчи, покачав головой, отодвинул очередную емкость.

— Ох и здоров же ты пить, братец, — протянул он заплетающимся языком. — Лишь одного из моих знакомых я не сумел перепить — чиновничьего сына Шао Цзюйцзы, который мог вылакать целый доу[2] вина, и уйти домой на своих ногах. Но, думаю, ты и его отправил бы под стол.

— Доу вина? — услышал Цяо Фэн главное в его речи. — Хорошая идея, братец! Клянусь, я не покину пира, не выпив еще доу вина! — ничуть не выглядящий пьяным, он придвинул к себе кувшин собутыльника, и, пробив пальцами бумажную крышку, принялся опустошать вместительный сосуд.

Инь Шэчи, с восхищением глядя на эту стойкость, отдал должное еде, и вскоре, хмельная муть отступила, прекратив застилать его взор и туманить разум, но оставив за собой пьяное благодушие и расслабленность. Он придвинулся ближе к сидящей рядом Му Ваньцин, и обнял ее за плечи. Та лишь неловко пошатнулась, бессмысленно моргая: поначалу, девушка пила наравне со всеми, и порядком захмелела. Ее взгляд блуждал, не задерживаясь ни на чем дольше, чем на краткий миг, а вуаль промокла: последнюю чашу вина Му Ваньцин выпила прямо сквозь нее. Шэчи наполнил пиалу жены водой, и помог ей напиться; Ваньцин, переведя дух, пробормотала невнятную благодарность, и пододвинула к себе блюдо с мясом.

Оказав жене необходимую помощь, Инь Шэчи довольно огляделся, лениво грызя свиное ребрышко. Пирушка была в самом разгаре, и юноша невольно сравнил ее с привычными ему застольями. Много проще чинных гулянок богатой молодежи, пир Клана Нищих был куда как громче и веселее. Сияли ярким светом многочисленные факелы и фонари, освещая подворье Ван Цзяньтуна не хуже солнца днем. Пылали костры, на которых, шкворча жиром и благоухая мясными ароматами, обжаривались туши овец, коз, и домашней птицы, чтобы немедленно попасть на столы пирующих. Нередко между гостями вспыхивали перебранки, порой переходящие в драки — пьяное веселье било через край, и выплескивалось в желание помахать кулаками. Блестели глазурью округлые бока вместительных кувшинов с вином, опустошаемых столь быстро, что прислужники едва успевали подвозить новые.

Лишь один огонь, горевший ярче других на этом пиру, долго оставался незамеченным для Инь Шэчи — пламя, полыхавшее в глазах Кан Минь, молодой жены Ма Даюаня. Взгляд этой женщины, вышедшей из юного возраста, но ничуть не утратившей свою цветущую красоту, неотступно преследовал Шэчи с того самого мига, как Цяо Фэн обратил на него всеобщее внимание, восхваляя доблесть нового друга. Оглядываясь, юноша приметил и этот жаркий взор, и страсть, загоревшуюся в глазах госпожи Ма, стоило их взглядам встретиться.

Губы юноши сами собой расплылись в понимающей улыбке. Он окинул оценивающим взглядом гладкую кожу привлекательного лица Кан Минь, и женственные изгибы ее стройной фигуры. Следом, он оглядел седую бороду ее мужа, сидевшего неподалеку, и близкого к тому, чтобы уснуть, рухнув лицом в свое блюдо. Женщина поняла его взгляды по-своему: подхватив стоявший рядом с ней серебряный кувшинчик, она встала, и двинулась прямиком к столу Инь Шэчи.

Кан Минь

— Позвольте мне услужить вам, дорогой гость, — раздался ее томный голос за спиной юноши, и полная белая рука Кан Минь, легонько мазнув его по щеке, поставила перед ним небольшую винную рюмку.

Шэчи ощутил прикосновение горячего женского тела — госпожа Ма, наливая ему вино, нагнулась ниже необходимого, и юноша смог в полной