Пампа блюз - Рольф Лапперт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Масловецки сказал, тебе недавно шестнадцать стукнуло.
— Через пять месяцев мне будет семнадцать, — говорю я и твердо решаю всыпать Масловецки за такое. Интересно, что он ей еще обо мне рассказал.
— Не рановато ли для пива, а?
— Ты про возраст или про время?
— Про все. Я дождалась восемнадцати.
— Но ты же не здесь выросла.
— Нет, я выросла в городе. Но мама следила за мной, как надзирательница в тюрьме.
Лена еле заметно улыбается и ногтем отковыривает от бутылки кусок этикетки. Ногти у нее короткие, без лака, колец на руках нет.
— Я себя тут тоже как в тюрьме чувствую, с той лишь разницей, что моей матери все равно, чем я тут занимаюсь.
Я выпиваю полбутылки пива. Если Лене это не нравится — ее проблемы.
— А где она?
— Путешествует. Она певица.
— Серьезно? Оперная?
— Джазовая.
— Круто. Я ее знаю?
Я пожимаю плечами.
— Скорее, нет. У нее есть два диска, но они плохо продаются.
— Как ее зовут?
— Она поет в группе.
— Да скажи же, наконец.
— «Betty Black and the Emerald Jazz Band».
Лена смотрит мимо меня, высоко поднимает брови и закусывает губу. Потом медленно качает головой.
— Нет, никогда не слышала.
— Неудивительно.
— Я люблю джаз.
Я молчу. Лене вовсе не обязательно знать, что я ненавижу джаз. Вдруг ее парень любит джаз. Или даже играет на каком-нибудь модном инструменте, саксофоне или трубе, например. Я замечаю, что все это время складываю пирамидку из камней, прекращаю ее складывать и опрокидываю в себя оставшееся пиво.
— А тебе? — спрашиваю я через какое-то время.
— Что мне?
— Сколько тебе лет?
— У женщин такое не спрашивают.
— Прости.
Лена смеется.
— Шутка. Девятнадцать.
— Без подстав? Я хотел сказать — правда?
— А что? Я выгляжу на сорок?
— Нет-нет, не в этом дело.
— Расслабься. Ты не силен по части шуток, да?
Я пожимаю плечами.
— Просто жизнь тут не слишком веселая.
— А по мне — ничего. Деревня. Садовое хозяйство. Даже озеро. И приятная компания, разумеется.
Лена улыбается мне, наливает себе лимонада в стакан и завинчивает крышку бутылки. Бутылка опрокидывается, я хочу поймать ее и хватаю Лену за запястье. Две или три секунды я держу ее руку.
Целая вечность.
В какой-то момент я отпускаю руку. Я плохо понимаю, что со мной происходит потом. Я наклоняюсь вперед и хочу поцеловать Лену, но она отодвигается от меня и говорит что-то вроде «ой». Полный идиот, я еще и глаза умудряюсь закрыть. Когда я их открываю, я вижу лицо Лены, на котором читается удивление и, что гораздо хуже, веселье.
Время останавливается. Ситуация настолько глупая, что мне даже становится нехорошо. Я вдруг чувствую, что голова горит, возвращаются боли, о которых я уже успел забыть.
Лена насмешливо улыбается, потом встает.
— Пойдем купаться. Тебе сейчас нужно охладиться.
Она кладет очки на полотенце и идет к озеру.
Я весь горю. Пот стекает со лба в глаза. Больше всего мне хочется провалиться сквозь землю. Голова болит так, будто Лена каждую новую секунду бьет по ней дверью.
— Вставай, идем! — кричит Лена. Ее голос доносится до меня словно откуда-то издалека. С другой стороны Гранд-Каньона.
Я встаю, подхожу к Карлу, отбираю у него журналы и коробку из-под печенья, закрываю ее, выливаю воду из тазика. Надеваю кроссовки, обуваю Карла в сандалии, складываю пляжный зонтик и беру его под мышку. Я вешаю себе на плечо сумку с моей одеждой, в одной руке у меня холодильник, в другой — Карл, которого я тяну вверх по дороге.
Карл спрашивает, куда мы идем, но я не реагирую.
Лена что-то кричит, но я ничего не понимаю.
Будто кто-то бьет мне по голове молотком. От яркого дневного света нестерпимо режет глаза. Я снимаю с Карла его идиотские очки и надеваю их на себя. Дорога крутая, из-под ног летят камни. Карл все время спотыкается, мне приходится тащить его за собой, как одряхлевшего от старости осла.
Тук-тук припаркован под единственным в радиусе сотни метров деревом. Я загружаю в кабину холодильник, зонтик, сумку, таз и Карла, сажусь на мопед и завожу мотор. Пока я трогаюсь, я вижу Лену в зеркале заднего вида. Она прыгает на одной ноге, потому что успела надеть только один ботинок, а другой держит в руке. Она останавливается и размахивает в воздухе обеими руками.
Я жму на газ.
И вот уже в зеркале виден только столб пыли.
Дома я загоняю Карла в душ. После чего сажаю его на табуретку в его комнате и даю обклеивать стену. Он абсолютно растерян и молчит, но сейчас мне все равно. Я выпиваю пиво на кухне, потом еще одно на веранде. От пота жжет глаза, и я закрываю их, но сразу открываю, потому что перед глазами стоит недавняя сцена с Леной. Я пинаю ногой перила, которые настолько прогнили, что одна из деревяшек надламывается. После второго пинка стойка складывается пополам, перила опрокидываются и падают на газон. Я швыряю им вслед пустую бутылку, и хотя вместе с ней я запускаю в воздух всю свою ярость, она не разбивается. И гребаное небо все такое же безоблачное, а эти чертовы пчелы жужжат так, будто ничего не случилось, будто сегодня я не выставил себя полным идиотом, законченным дебилом, абсолютным лузером. Я изрыгаю проклятья в осточертевшую мне пустоту, сметаю рукой со стола карточки «Мемори» и возвращаюсь на кухню. Третья бутылка отвратительна на вкус. Но я все равно выпиваю ее. Я больше не могу находиться в доме и бегу к сараю, где стоит тук-тук. Я отвожу его подальше, чтобы Карл не услышал, как я завожу мотор. И уезжаю.
Жара не спадает. Над дорогой висит слой мерцающего воздуха. Мне кажется, что я еду в бесконечном туннеле из света. Голова — как шар, который вот-вот взорвется. Хотя я выпил немало пива, во рту пересохло, а встречный ветер не холодит кожу, каждый сантиметр ее по-прежнему горит.
Внезапно мне становится так плохо, что приходится остановиться и лечь на землю. Перед глазами все мелькает, телефонные столбы извиваются, провода вздымаются, как волны на море. Я закрываю глаза. Надо хоть немного отдохнуть, тогда через пять минут мне станет лучше, и я поеду дальше. Всего пять минут.
Я лежу в лодке и качаюсь на волнах. Вокруг тишина, даже плеска воды не слышно. Ветер стих. Не жужжат мухи. Чайки не кричат. Через некоторое время откуда-то снизу раздается шепот. Оказывается, рыбы могут разговаривать. Слова поднимаются вверх, как пузырьки воздуха, и разрываются в моей голове.