История моей жены. Записки капитана Штэрра - Милан Фюшт

Как ни кинь, а мисс Бортон — барышня из благородной семьи. Тогда спрашивается, почему эта юная леди столь упорно стремится быть со мною, причем настроена вполне серьезно? Ведь то, что происходило в Париже, можно свести к шутке, скажем так. Английские дамы интрижки во время путешествий воспринимают иначе. Но теперь? Супругу мою мисс даже не упоминает, словно ее и не существует, в расчет вообще не принимает. То есть барышня проявляет жестокость. С чего бы это?

Прознала о ней что-нибудь? Или же Лиззи сама ей рассказала — к примеру, о своих воздыхателях? С нее станется, она невоздержанна на язык и легко могла проболтаться.

Мне хотелось получить ответ на все эти вопросы, когда я спросил мисс Бортон, за что она сердится на мою супругу, пора мне узнать об этом. И я продолжил:

— Случилось что промеж вас? Будь откровенна! — и повернул к себе ее голову. На что девушка отрезала:

— Не хочу говорить о ней. — И внезапно, с жаром выпалила: — Слышать о Лиззи не желаю! Я не люблю ее!

Искренний ответ. Малышка не умела хитрить.

— Вот как? Не любишь ее? Что-то я не понимаю… Нельзя ли поподробнее? Ведь для меня это важно. У вас с ней были доверительные отношения, не так ли?

— Да.

— Я так и думал. Могу сразу же высказать свое предположение. По всей вероятности, Лиззи намеренно сказала какую-нибудь колкость или заведомую неправду. — Сам не пойму, отчего я стал выгораживать жену. Поддался чувству или же надеялся вытянуть из барышни ее секрет? — С нее станется, — продолжил я. — Наверняка ей хотелось позлить тебя. Лиззи не упустит случая поддразнить молоденькую девушку — уж я-то знаю за ней эту черту. И в то же время она вовсе не такая злая, какой стремится показать себя…

— Ты и вправду так считаешь? — с досадой отозвалась она. — Тогда я неправильно поняла тебя в прошлый раз… — и она слегка покраснела. — Возможно, я не очень хорошо знаю ее, — пошла она на попятный. — Значит, и не вправе наговаривать на нее. Это получилось бы некрасиво с моей стороны, поскольку она была мила со мной. Даже сделала мне подарок — смотри, какой. — И стащила с пальца тоненькое колечко, очень миленькое, изящно выложенное мелкими гранатами.

— Но я этот подарок выброшу! — сказала она вдруг и сжала колечко с такой силой, что из него с хрустом посыпались камешки. И зашвырнула в угол. (Мы сидели в каком-то маленьком ресторанчике неподалеку от Хаймаркет.)

— Ну, что ж, тогда носись со своей замечательной женой! Не стану тебя отговаривать! — воскликнула она в запальчивости. Значит, я оказался прав: она глубоко затаила на Лиззи обиду. Но я тотчас успокоил себя — не беда, время есть. Вытяну из тебя все твои секреты так, что ты даже опомниться не успеешь.

— Ох, уж эта Лиззи! — с жаром продолжала она. — Знаешь, что она мне сказала? Будто бы я люблю тебя только потому, что ты был капитаном на том судне. Ну, не смешно ли считать меня такой глупой?

— И из-за этого ты так сильно рассердилась на нее?

— О, нет, не из-за этого! — сбавив тон, ответила она. — А из-за чего — я все равно тебе не скажу.

— Ах, миссис Мерри, — укоризненно сказала она своей шляпнице, — если столько спать днем, то что же останется делать ночью? — Нам пришлось долго стучать в дверь, даже кулаками. Затем, уже другим тоном, чуть ли не строго, добавила: — Мы хотим немного посидеть в примерочной, как в прошлый раз.

Мы действительно побывали здесь один раз. Это была новая идея мисс Бортон. Ей не очень нравилось сидеть в кафе да ресторанах, она предпочитала гулять. Однако пришлось согласиться, что разгуливать без передышки немыслимо: с одной стороны (в первую очередь моей), спятить можно, с другой — была скверная погода, все время шел дождь. А едва начинался дождь, барышня отправлялась домой. Однако такой вариант меня не устраивал, я не отпускал ее домой. В результате она простудилась, подхватила насморк и очень рассердилась на меня за это.

— Дело кончится тем, что я из-за тебя умру! — выпалила она в сердцах.

Ну, и наконец придумала такой выход: сказала шляпнице, что иногда ей необходимо посидеть и побеседовать здесь. Конечно, мы вели себя подобающим образом: шляпница в соседней комнате строчила на машинке. Но на сей раз мы заявились некстати: хозяйке предстояло отлучиться. Она заглянула к нам, любезным тоном предупредила, что ей нужно на рынок за овощами, и ушла.

Мы остались наедине в пропахшей яблоками квартире.

Мисс несколько опешила: вдвоем, с глазу на глаз, мы еще никогда не бывали.

— Не бойся меня, — я погладил ее по головке и заглянул в глаза. Она расплакалась.

— Значит, ты и правда любишь меня? — вспыхнув до корней волос, воскликнула она.

И тогда я открыл ей, какие имею на нее виды. Вернее, задал вопрос:

— Будешь вести себя хорошо? — и она поразительным образом сразу смекнула, что я имею в виду.

— Ты хочешь на мне жениться? Но разве это возможно?!

— Нет, — сказала она, чуть подумав. — Ничего из этого не получится. Ведь ты такой же, как и я. Тебе никогда не удастся изгнать ее из своего сердца.

Я удивленно воззрился на нее.

Было в этой девушке некое особое свойство, в котором я и поныне бессилен разобраться. При всей ее неопытности и детскости она внезапно поражала способностью произнести нечто пугающее, словно в глубоком трансе. Словно вдруг прозрела или угадала твои самые сокровенные чувства. А может, она все-таки лучше знала меня, чем я предполагал, лучше, нежели человек вообще способен постичь самого себя?

— Это было бы настоящей бедой, — сперва отозвался я: мало радости услышать из уст другого человека столь нелицеприятные слова.

— Да не пугай ты меня! — попытался я обратить ее замечание в шутку. — За кого ты меня принимаешь, черт побери? Из какого теста я, по-твоему, слеплен? Размазня, который по своей воле не смеет и шагу ступить, не дерзнет прикоснуться к тому, чего больше всего желает?

Меня даже бросило в жар: а что, если так оно и есть?

— Что я должен тебе на это ответить? — сменил я тон. — С чего начать? Рассказать тебе всю свою жизнь? Будь умницей и старайся понимать с полуслова. Скажи я сейчас, что мне и жизнь не в жизнь, если все останется как прежде, сумеешь ли ты представить себе, что стоит за этими словами?

Я и сам был потрясен. Словно бы в этот момент кто-то схватил меня за руку и скомандовал: больше ни слова! Иначе говоря, лишь сейчас я понял, почему смолчал в прошлый раз, вернее, почему принялся выгораживать свою жену перед нею. Да потому, видать, что не знал я до сей поры, что значит стыд. Признаваться кому бы то ни было, что заполняло до сих пор мою жизнь? Лишь сейчас я понял, что это совершенно невозможно. И даже если иной раз и подмывает тебя делать такие признания, — недопустимо это ни перед кем на свете, а уж тем более перед этой девушкой.