Как пройти в Ётунхейм? - Софья Максимова

рыжеватыми косами и как будто привыкшая поступать так, как свойственно мужчине. Её Нильс запомнил хуже, но все-таки узнал и подернулся: неприятным дружелюбием от нее веяло.

— Так ты со спутником? И с мечем? — спросила она после повторного приветствия и рассказа о том, как сюда попала.

— С мечем, но…

— Да, не Дурачинка твой меч, парень, — Нильс поежился, да и Искатель, кажется, был еще более впечатлен таким странным для молоденькой девушки обращением.

— Дурачинка?

— И вновь достал он острый свой меч,

Дурачинкой тот меч называл он.

И мигом снес он голову с плеч

Оставшемуся великану…

Неужели ни разу не слышал?

Нильс не слышал, но об этом не смог сказать, ведь девушка вскрикнула, но более почему-то (вот и еще одна странность) от досады, чем от неожиданности: ее, кажется, укусил комар или кто-то вроде того.

Сходства восьмое и девятое: неблагодарность и просто призвание + заключение

Эрнст, кажется, давненько не вспоминал, что значит сидеть в Мидгарде, что называется, "белоручничать" и учиться латыни, которая в голову просто нейдет, ведь на тебя сердятся гораздо больше, чем ты что-то стараешься запомнить. А, между прочим, почти что год назад Эрнст занимался именно этим, но, кажется, об этом вспоминал уже лишь как о кошмарном сне. Может, его чудесное привыкание к Верхним мирам было случайностью, а, может, связано с Локи. Именно с ним — не с Донаром же, хоть батрачил он, как неудавшийся "герой-штаны-с-дырой", как говорил все тот же Локи, хоть штаны сейчас уже мало кто носил, именно на громилу. Вообще, по рассказам Локи, выходило так, что Донар прислугу держать большой охотник. Слышал он и историю неосторожного, но мало в чем повинного ("эка невидаль — ну, с одним козлом поехал бы") Тиля и точно уж бывшей тут ни при чем Росквы. Причем в двух вариантах: малоподробную, чем-то назидательную, но с больно странными выводами — в свою пользу — кажется, к слову, выученную у кого-то версию Донара и подробную, пестрящую отступлениями и иногда шутками, каждый раз чем-то неуловимо (но не в деталях) отличающуюся от того, что сказали в прошлый раз, версию Локи. Несложно сказать, что из этого ему запомнилось больше и вызывало, как ни странно, больше доверия. Эрнст заметил небольшой странный нюанс: никто не смел полностью доверять Локи, как самому непредсказуемому существу ("Да в чем угодно больше постоянства, даже в весенней погоде!" — ругался сын Донара Магни, и это была навеняка неподъемная для него фраза и мысль — Эрнст понял это по глазам), но угадайте, с кем было будто бы спокойнее всего?

Товарищи Эрнста по несчастью (хотя сами они все это дело несчастьем явно не считали), сестры Агата и Марта, как ни странно, поклонявшиеся своему теперешнему господину (да и не только ему, конечно) с пеленок, с такой точкой зрения смириться просто не могли. Точнее, не могла одна Агата, бывшая старше Эрнста на два года, а Марта, как тихонькое девятилетнее существо с вечно удивленными глазами, только изредка поддакивала сестре. Это Эрнста иногда просто-напросто выводило из себя. И вот, в один из таких дней, он тихо скрылся из всеобщего вида и побежал в безопасное место, сиречь — к Локи. Там-то и родилось в их головах желание, которое Отец Волка и озвучил на следующий же день.

Теперь же дело было в другом: Эрнст понял, что не может привыкнуть к этим странным, хоть порой и человекоподобных существам. Так он говорил обо всех ётунах разом, не беспокоясь о том, что бывают они столь же разнообразны, сколь и люди, а может даже и еще немного поинтересней. Дело в том, что никто не готовил Эрнста к тому, что Локи применит свой любимейший трюк, выдуманный будто специально для Мидгарда. Смысла в том, чтобы расхаживать там нарочно в женском обличии, Эрнст найти не мог, а спросить все никак не решался: думал, что такой вопрос будет сочтен глупым, тем более, что Донар тоже все никак не мог понять все то же самое. Осталось лишь послушать рассказ о том, что об этом подмала Сигюн не так давно и о том, что она об этом думает вообще. На первый взгляд — тоже мне, история, но она оказалась более чем гнетущей, точь-в-точь как все вокруг, когда не только совершенно бессильные, но и вовсе "беззубые" и уходящие куда-то в пустоту упреки жены сыпались на голову Локи. Сигюн не думала оскорблять (она редко это делала), не думала приходить в ярость (она этого просто не умела). Это было печально, грустно, а более всего — удушающе, давяще и будто отбирало все силы. То, что чувствовал тогда Локи, смог очень хорошо представить и Эрнст, ведь он считал записного аса своим другом (но признаться в этом никому, в том числе и себе, не решался) и уже, кажется, знал его довольно неплохо. Кто тут был прав? Это был для него открытый вопрос, и искать на него ответ Эрнст не собирался. Вроде и Сигюн было немного жалко, но что-то упорно подсказывало ему, что Локи прав всегда и тут — в том числе. Только он об этом подумал, как над самым своим ухом услышал и знакомый, и почти неизвестный ему голос:

— Я почти его нашел, кажется. Интресно, о чем подумает, когда от своего дружка услышит одну небольшую загадку. Но я бы на нее лишних надежд не возлагал. — Тут он заглянул в котелок, деланно-скорбно вздохнул, хотя притворства в этом вздохе было куда меньше, чем могло показаться: Локи здорово усложнил себе жизнь сказав, что Донару воспрещается брать с собой своих козлов, ведь теперь оба участника уже прошедшего спора, вовсе не дураки поесть, можно сказать, страдали от нехватки продовольствия. Впрочем, оба старались делать вид, что это — всего лишь маленькая неприятность, и все им нипочем.

Локи сел и задумался, глядя то на Эрнста, придвинувшегося поближе, то на огонь, то на дерево, стоящее прямо перед ним, а то вовсе в никуда. Такое бывало, когда в голове его зрел какой-то план.

***

Искателю та "неизвестная девица" не очень-то нравилась. То ли дело в том, что в выражениях она не стеснялась (ведь именно она, по ее собственным словам, "ищет двух (не дошедшее до нас слово) дуралеев, (вновь не сохранившийся оборот)), то ли просто потому, что выглядела она ровно так, как выглядела, а то ли и потому, что веяло от нее чем-то вовсе чужеродным, будто даже, как казалось Искателю, бесовским. С