Охотник за ароматами. Путешествие в поисках природных ингредиентов для культовых парфюмов от Guerlain до Issey Miyake - Доминик Рок

Звезду и икону в парфюмерии, эссенцию из листьев этого кустарника, который выращивают и подвергают дистилляции в Индонезии, единодушно боготворят парфюмеры. Это один из абсолютно необходимых и незаменимых компонентов в их палитре, один из тех десяти, которые они взяли бы с собой на необитаемый остров.

Эссенции пачули, невероятно важной для индустрии парфюма, потребовалось более тридцати лет, чтобы избавиться от имиджа проблемного сырья.

С течением времени это невероятное эфирное масло стало подлинным барометром состояния нашего ремесла и важной темой для дискуссий между профессионалами. Долгое время ежегодная конференция была источником слухов о том, какие могли бы быть подписаны контракты на поставку пачули между индонезийскими экспортерами и крупными покупателями в парфюмерной промышленности. За этими тайными или, наоборот, намеренно показными встречами следили, их комментировали. Ставки были очень высокими. В частности, о ценах на пачули говорили, что о них договариваются на конференции. Это провоцировало появление комментариев после конференции, которые стали классическими: «Подождем IFEAT», «После IFEAT станет яснее» или «Все будет определено в IFEAT». Нервозность действующих лиц объяснялась атмосферой перманентной неуверенности, если речь шла о доступности эссенции и ценах на нее. Это было результатом того, что рынок пачули часто лихорадило.

Пачули – это неброский кустарник, покрытый темно-зелеными пушистыми листочками. Их запах проявляется только в том случае, если им дать немного побродить, а потом помять. Аромат пачули, особенно сильный, необычный, используется как для стиральных порошков, так и для самых амбициозных нишевых духов. Ошеломляющий, очень соблазнительный, он придает формулам глубины. Сложность композиции уберегает его от возможных синтетических копий. Он остается исключительным оружием в творчестве и до сих пор широко используется в формулах. Пачули оставляют шлейф, который выдает их присутствие.

К тому же пачули – это замечательный парадокс, который долгое время оставался головоломкой для покупателей.

Пачули непрестанно мигрируют из одного региона выращивания в другой. Это нестабильный источник доходов для фермеров, сырье нерегулярного качества, подверженное всплескам цен. Необходимый и незаменимый компонент – пачули – все еще кажется неподконтрольным.

Кустарник родом из Индии и с Филиппин, но в Китае его использовали в формулах «сухих» благовоний начиная с VII века. Листья пачули использовали в китайской медицине для приготовления антисептических отваров, а также добавляли в тушь для письма, чтобы придать аромат. Индусы ароматизировали кашемировые ткани сухими листьями пачули, вызвав у англичан пристрастие к этому аромату, который стал экзотическим фирменным знаком. Импорт шариков из листьев пачули позволил им копировать индийские шали и использовать запах в ароматических попурри и против моли. Чтобы удовлетворить аппетит Европы, с 1850 года англичане начали поощрять развитие этой культуры в их колонии Стрейтс-Сетлментс на полуострове Малакка со столицей в Сингапуре. Пионерами, создавшими плантации пачули, стали мигранты с юга Китая. Это было начало большой саги о дистилляции и торговле эссенцией, которая остается промыслом этого народа в течение полутора веков и до наших дней. Начиная с 1920 года Сингапур был центром экспорта листьев и дистилляции эссенции, пока пачули не нашли для себя место на севере Суматры, в провинции Ачех. Медан, столица северной части острова, сменила Сингапур, который занялся другими делами после обретения независимости в 1965 году. Медан стал городом пачули, на торговле которыми специализировались семьи китайского происхождения и крупные экспортеры.

На конференции IFEAT в Афинах я снова встретился с Петрусом, индонезийским китайцем, одним из трех крупных экспортеров эссенции пачули, работающим в этом бизнесе с 1967 года. Двадцатью годами раньше он открыл для меня пачули Суматры, и я ему за это признателен. Петрус не забыл скандал 1976 года, он был его свидетелем и знал всех действующих лиц. Он посмотрел на фото в New York Times и пробормотал:

– Невероятная была история…

Петрус – последний из крупных экспортеров, кто еще базируется в Медане, когда производство эссенции переместилось на Сулавеси и острова моря Селебес (Сулавеси). Прошли годы, но Петрус оставался прежним, худым и прямым как палка. Я сделал ему комплимент:

– Петрус, ты за двадцать лет совершенно не изменился. Как тебе это удается?

И он ответил мне с широкой улыбкой:

– Это все пачули. У меня слишком много работы и забот, так что стареть нет времени.

Мы с ним вспомнили нашу первую встречу, когда я только открыл для себя пачули. В 1998 году Петрус сопровождал меня в поездке по югу Суматры. Яванские семьи только что обосновались в районе Бенкулу. Они оказались там в результате политики правительства, желавшего ограничить перенаселение Явы. Эти люди начали собирать листья и получать эссенцию. Мы поднялись на плато, где только что вырубили лес. Еще до появления масличных пальм большой остров уже был сердцем сельскохозяйственного развития Индонезии. Деревья рубили, жгли, распахивали участки, сажали растения. Я как будто снова видел семьи из этих новых деревень в их дощатых бараках. Эти люди в яванской одежде казались немного потерянными, молчаливыми и покорными. Они не выбирали это изгнание и были на Суматре почти такими же иностранцами, как и я. Казалось, что и поля тут оказались случайно. Они были недавно засажены, но так, чтобы продержаться не больше года. Пачули оказались здесь случайно, те, кто их выращивал и подвергал дистилляции, – тоже. Некоторые участки располагались в тени кокосовых пальм, другие оказались на солнце, некоторые были крошечными, другие занимали больше гектара. Саженцы могли быть посажены ровными рядами или перемежались с рядами овощей. Очевидно, никакой агрономической модели не было. Мы видели, как крестьяне собирали побеги в большие вязанки, которые они потом крепко связывали и оставляли на несколько дней сушиться под навесом дома, чтобы дистилляция дала максимальное количество эссенции. Перегонный цех находился ниже деревни, на берегу узкого ручья. Сооружение состояло из трех фляг для масла. В первой кипела вода, чтобы дать пар. Две другие фляги, увенчанные конусами из листового железа, были заполнены листьями и служили перегонными аппаратами. Масло пачули собирали ложкой. Я как будто снова видел миниатюрную яванскую крестьянку, сидевшую на корточках в ручье с ложкой в руке и собиравшую эфирное масло, плававшее на поверхности лужицы при выходе из бамбуковой трубочки, и слившую его в пластмассовую бутылку из-под кока-колы. Все это напоминало мне вселенную лабданума цыган Андалусии, но я нигде не видел такой дистилляции. Петрус с усмешкой наблюдал за мной:

– В Индонезии, должно быть, около десяти тысяч подобных устройств. Но эти люди только что приехали и ничего в этом деле не понимают… На Ниасе и Яве дела обстоят лучше!

Петрус и его собратья следовали за миграцией. Они открывали центры сбора