Лупетта - Павел Вадимов

Свидетелем третьего пришествия ширмы я стал уже в больнице. Благодаря злой насмешке судьбы, лишь сейчас она явилась ко мне не в мечтах, а в реальности. Но на этот раз ее каркас скрывает не романтические грезы юности, а отвратительный оскал смерти. Когда состояние смертельно больного пациента не оставляет уже никаких надежд, его койку загораживают трехстворчатой больничной ширмой. Как только санитары в очередной раз вносят в палату ширму, у потенциальных кандидатов на вынос невольно замирает сердце: только бы не ко мне, только бы не ко мне! Все мы живем туг на капельницах, всем нам врачи говорят, что надежда всегда есть, и поэтому никто не знает, кто скроется за этой перегородкой первым. Ширма безжалостно отсекает еще бодрящихся от опустивших руки, еще надеющихся от потерявших все шансы, еще живущих от почти не живых. Не правда ли, это более чем символично? Ведь если задуматься, смерть — всего лишь последняя сказка, для одних — страшная, для других — смешная, а для третьих — скучная до зевоты. Так давайте скорее раскрасим банальные декорации смерти, эти больничные ширмы, холсты которых давно плачут по кисти художника! Давайте распишем их всеми известными вариациями danse macabre, полотнами Босха, Гольбейна и Мунка, Гигера, Кубина и Климта, репродукциями всех живописцев, посвятивших свое творчество проделкам Косой! Да что я несу, к чему подражания, надо все сделать по-другому! Устроим лучше конкурс, настоящее состязание между современными художниками. Каждому конкурсанту будет выдана история болезни умирающего пациента, чтобы расписать, с учетом пожеланий клиента, Последнюю Ширму, которая отделит уходящего от мира живых. И вместо того чтобы в часы своего заката мозолить глазами мучнистую ткань, мы будем предаваться очарованию искусства, любуясь портретами, натюрмортами и пейзажами, написанными специально для нас. А потом, когда палата опустеет, надо будет непременно устроить Выставку Последних Ширм, где на табличках с именами художников и названиями полотен будут написаны даты смерти их заказчиков. Ну разве не замечательная идея? Дарю!

* * *

Отбойные молотки, повторяет Лупетта, наверное там отбойные молотки, нужно скорее закрыть форточку, это же просто невыносимо, такое ощущение, что за окном стрекочет противотанковый пулемет. Когда я был студентом первого курса, всю мужскую половину нашей группы бросили на ликвидацию аварии водопровода перед филиалом университета. На нас напялили оранжевые куртки, всучили отбойные молотки и показали, как правильно вскрывать асфальт. Оказалось, что трепанация дорожного полотна — довольно муторное дело, а может, мне просто не хватало физической силы, чтобы нарезать асфальтовые льдины по всем правилам. Как я ни старался, из-под моего инструмента выколупилось только несколько жалких черных огрызков, в то время как однокашники успешно вскрыли чуть ли не весь аварийный участок. После окончания дорожных работ у меня несколько дней дрожали руки, я даже не мог самостоятельно налить себе кофе, не говоря уже о том, чтобы успешно донести до чашки ложечку с сахаром, и еще, и еще я долго не мог избавиться от иллюзии непрерывной вибрации пола под ногами, вибрации настолько сильной, что от нее начинала кружиться голова, как и в ту секунду, когда я отпер дверь номера и погрузился вместе с Лупеттой в этот дребезжащий кошмар.

Грохот, который может свести с ума кого угодно, особенно в такую ночь, странно, что мы не слышали его раньше, по всей видимости окна выходят на другую сторону гостиницы, но кому же это на ночь глядя приспичило вскрывать под окнами асфальт, должно быть авария какая-то, а если здесь иностранцы, неужели они не пожалуются, от беспрерывного стрекота дребезжит и трясется все вокруг, мутный графин на столике перед кроватью, красный телефонный аппарат на прикроватной тумбочке; кажется, что и сама кровать на разболтанных ножках заходится в мелкой паркинсоновской дрожи, словно на ней замерли за мгновение до обоюдоострого оргазма невидимые любовники, точно кошки, плотно вжавшиеся друг в друга, изо всех сил пытающиеся продлить пронзительные секунды обратного отсчета и только дрожью, мелкой пупырчатой дрожью выдающие степень напряжения своих тел.

* * *

У каждого из нас есть любимая поза для сна. Я с детства привык спать на животе. Говорят, что это вредно. Я где-то читал, что по статистике 70% людей спят на левом или на правом боку, 25% — на спине и только один из двадцати — на животе. Этим мы, к слову, сильно отличаемся от зверушек, которые по преимуществу спят как раз на животе. Но теперь я не сплю, как зверушка. Катетер мешает.

Прямо перед нашей палатой в коридоре сидит бородатый человек без носа и читает какую-то серую брошюру. Про себя я его, разумеется, зову Ковалевым. Только, в отличие от гоголевского майора, у нашего Ковалева на месте носа не совершенно гладкое место, а черная дырка в форме перевернутого сердца. Не знаю, зачем он выставляет ее на всеобщее обозрение. Неприятно же смотреть. И пахнет. Я бы на его месте хотя бы пластырем залепил. Впрочем, может, ему уже все равно.

Когда я как-то проходил мимо Ковалева в туалет, он резко схватил меня за руку.

— Ты только послушай, послушай, что пишет Лютер: потеряв учение об оправдании, мы потеряем абсолютно все. Благодать — это прощение грехов, радость, мир, спокойная совесть. Но мир невозможен, пока не прощен грех, потому что Закон обвиняет и устрашает совесть грехом. И грех, ощущаемый сердцем, не может быть устранен ни паломничествами, ни бдениями, ни трудами, ни усилиями, ни обетами, ни любыми другими делами — фактически грех увеличивается делами. Чем больше мы потеем, стараясь освободиться от греха, тем хуже становимся. Ибо нет другого средства уничтожения греха, кроме благодати...

«Мало мне было Кирилла, теперь еще один блаженный нашелся, хорошо, что не в нашей палате», — усмехнулся я про себя, а Ковалев между тем продолжал:

— И дальше: Бог ничего не предвидит по необходимости, а знает все, располагает и совершает по неизменной, вечной и непогрешимой Своей воле. Эта молния поражает и начисто испепеляет свободную волю. Воля же человеческая находится где-то посередине между Богом и сатаной, словно вьючный скот. Если завладеет человеком Господь, он охотно пойдет туда, куда Господь пожелает... Если же владеет им сатана, он охотно пойдет туда, куда сатана пожелает... Свободная воля без Божьей благодати ничуть не свободна, а неизменно оказывается пленницей и рабыней зла, потому что сама по себе она не может обратиться к добру... А ты, ты как считаешь, дана нам свобода воли или нет?

— Конечно дана. И лучшее тому доказательство — мой катетер, который требует соблюдения нескольких простых заповедей: аз есмь катетер твой, твоя последняя надежда, не сотвори себе другого лечения, кроме химиотерапии, не выдергивай меня, не лежи на животе, не поднимай выше головы левую руку, не чеши место подсоединения моего к подключичной вене, не забывай, что одна капля должна капать раз в пять секунд, чти лечащего врача своего и медсестру свою, напоминай медсестре о моей промывке, не мойся после моего удаления два дня. Если я нарушу любую из этих заповедей, то быстро попаду к Антоше на каталку, а если буду их соблюдать, протяну еще несколько месяцев. Чем не свобода воли?

Ковалев внезапно побагровел и шумно засипел через свое перевернутое сердце. В ноздри ударила резкая волна зловония.