Тольтекское искусство жизни и смерти - Барбара Эмрис

– Ты о чем?

– Женщина, серпент, сирена, змея. Чем женщины заслужили этот позор?

– Ах вот в чем дело. – Дон Леонардо посмотрел дочери в глаза и вздохнул. – Они его не заслужили. В человеческом видении есть мужчины и есть женщины. Есть она, и есть он. Кто рассказывает историю этого видения – он или она?

– Он, надо полагать.

– Вот именно, он. Женщинам так часто отказывали в доступе к знаниям, поэтому они завидовали мужчинам, у которых этот доступ был всегда, не правда ли? Разве не логично, что знания предстают в виде красивой женщины, так, чтобы ей можно было позавидовать?

– Совсем не логично.

– Не секрет, что мужчины жаждут знаний, и страсть эта неутолима. Поэтому знания часто изображают в облике женщины – столь желанной, что ее нужно добиваться, завоевывать.

– Да ладно тебе, отец.

– После того как детей отнимают от груди, их кормят знаниями, воспитывают через них, делают знания главным ориентиром. И поэтому что удивительного в том, что знания представляют в виде полногрудой дамы, матери, тигрицы, у которой можно найти защиту? Это поэтично! Как и всякой девушке, знаниям суждено потерять свою невинность. Как и любая женщина, они играют в прятки с истиной. – Старик посмотрел на Сариту блестящими глазами. – Продолжать?

– А почему змея?

– Это самое поэтичное сравнение! Знания не открывают нам истину. Женщина всегда была хранительницей этого царства – мудрости. Она обладала тайным зрением, а как знает каждый, истину может видеть Пернатый Змей.

– Получается, женщина олицетворяет сразу и робкое знание, и мудрость, так что ли?

– Я – мужчина. Для меня женщина олицетворяет все, что необходимо для моего существования.

– Отец, ты – мужчина, который пытается разобраться в символах, но совсем в них запутался!

– Он человек могучего ума, – присоединился к их разговору еще один голос. – Символы – это спасение человечества.

Рыжеволосая вышла из тумана. Вид у нее был посвежевший, она готова была продолжить поиски.

– Вернулась, значит, La Pomposa[32], – вздохнула Сарита. – К твоему сведению, без тебя тут все шло очень хорошо.

– Прошу называть меня La Diosa. – Лала огляделась. – Я бы не сказала, что все так уж хорошо. Вы застряли неизвестно где. – О том, что самой ей гораздо хуже, что она в полном отчаянии, она предпочла умолчать. – Вы заблудились в тумане.

– Выражаясь символически? – съязвил Леонардо.

– Символы служат человечеству, они помогают ему, – нараспев произнесла рыжеволосая. Слова – они как вода, как воздух, как… сильная женщина.

– Как вода и как воздух, они могут быть отравлены, – сказал Леонардо. – А как сильная женщина, могут злоупотреблять своей силой.

– Прошу вас, – вмешалась Сарита, которой не терпелось снова двинуться в путь, – уймитесь, оба.

* * *

Сарита подняла сумку и пошла, шаркая тапками по ухабистой поверхности, – кажется, это был асфальт шоссе. Согласно чьему-то загадочному намерению они оказались в следующем пункте назначения.

Зловеще стелился рассеивающийся туман, всюду мигали красные огни. Перед ними был пустой участок шоссе. Ночь уступала рассвету. В одну сторону движение было перекрыто, чтобы облегчить спецтранспорту доступ к месту аварии. Тут была полиция со своими автомобилями, их фары освещали искореженную машину. Сарита остановилась как вкопанная.

– Нет, только не это. – Перед ней разворачивалось воспоминание, которого она страшилась больше всего. – А нам обязательно возвращаться? Почему мы просто не идем по времени?

– Ха-ха! – Леонардо похлопал в ладоши. – Что значит «по времени», голубушка? Время можно по-разному проживать. Бывает, как говорил мой отец, время-хлопушка, когда все события взрывом рассыпаются из настоящего мгновения. Потом есть обычное время, как его воспринимают люди, – вереница событий, следующих друг за другом в предсказуемом порядке, так, как их запечатлевает память человека. Еще есть…

– Есть только то время, которое знают люди, – сказала рыжеволосая. – Знания доказывают, что это так.

– Время – это отчаянная уловка растерянных умов, – сказал Леонардо, залихватски взглянул на Лалу и подмигнул, но она снова повернулась к Сарите.

– Разве ты не собиралась просмотреть это воспоминание? – спросила она. – Тебе ведь нужны были события, которые сделали Мигеля тем, кто он есть, а это, по-моему, как раз такой случай. Хотя сейчас, глядя на все это, я не понимаю, почему это так. – Она рассматривала место происшествия и качала головой. Машина превратилась в бесформенную груду исковерканного, мятого металла. – Он чуть не умер – как это может помочь сформировать характер человека?

– Видишь, Сарита, оказывается, есть кое-кто и поглупее тебя! – с нескрываемым удовольствием воскликнул Леонардо.

– Отец, где он? – крикнула Сарита, вглядываясь в место катастрофы. – Он же остался жив в ту ночь, почему же его не…

– Сарита, его, конечно же, увезли в больницу.

– Но если его здесь нет, чему нас учит эта сцена?

– Чему учит? – усмехнулась Лала. – Ну, например, тому, что надо обращать внимание на знаки. Соблюдать ограничения скорости. Следовать правилам. Уважать письменное слово.

– Правила? Слова? Ты думаешь, ему тут было до них?

Пожилой господин стоял рядом с ней, выдыхая в зябкий ночной воздух облачка пара.

– Теперь вы видите, что ему не было никакого дела до порядка, – спокойно ответила она.

– Я теперь вижу, что ему в тот момент не было дела до своей жизни, – сказал Леонардо.

– А я теперь вижу, что ему тогда приоткрылась тайна. – По голосу Сариты было ясно, что до нее начинает что-то доходить. Она все не могла согреться и, дрожа, перекинула шаль через шею. – Он понял тогда, кем он не является. Здесь у него появилась настоящая цель. Старые цели привели его к этому мигу. Пусть ему понадобилось еще несколько лет, но после этого он нашел свой путь обратно ко мне. Он услышал, что его зовет истина. У него появились вопросы, он стал сомневаться. У него начался роман с тайной – вот здесь. Все это началось той ночью.

Лала скептически прищурилась:

– Роман? Здесь у него могла бы начаться любовная связь с трезвостью – чудесная пара могла бы получиться.

Дон Леонардо рассмеялся:

– В видении человечества, в этой вечеринке пьяных кутил, он пока остается трезвым.

Он снова засмеялся и обнял Сариту, которая все смотрела на то, что осталось от машины. Понимая, что ей нелегко быть свидетельницей уже второго несчастья, он хотел согреть и подбодрить ее.

И ему это удалось – она почувствовала себя сильнее и увереннее. Она наконец стала осознавать важность этого путешествия, превосходившую те цели и ожидания, которые были у нее вначале. Дело было не только в том, чтобы спасти ее умирающего сына. Она наконец видела сына таким, каким он был и вскоре будет. Она признала в нем наследника рода, от которого происходили великие воины Благородного Орла и древний ацтекский народ тольтеков. Он был вестником воодушевления в бездуховном видении. Он нес факел, зажженный раньше, чем в Мексике загорелся первый костер, и от его пламени зажгутся повсюду будущие огни.