Тольтекское искусство жизни и смерти - Барбара Эмрис

– Чрезвычайно интересно, – сказал он, открывая глаза. – Разве нет?

Он обращался к ней, но она ничего не ответила.

– Ты здесь, – произнес он, – и в то же время тебя здесь нет.

Она посмотрела в зеркала и не нашлась, что на это сказать.

– Ты существуешь – и в то же время не существуешь. – Он помолчал. – Я чувствую, что ты рядом. Я слышу твои слова: они эхом отдаются у меня в голове, как чьи-то воспоминания, но я тебя совсем не вижу.

– Поверь мне, – непривычно робко сказала она. – Я настоящая.

– Это так – и не так. Ты думаешь, что ты настоящая, и я так когда-то думал. Но это не так.

– Все подчиняется моему повелению. – В ее голосе зазвучали воинственные нотки. – Люди действуют и реагируют лишь потому, что я им велю.

– Однако ты не человек. Смотри. – Мигель разглядывал множество своих отражений, но ее не мог отыскать. – В этой комнате только один человек.

– Я – человеческий ум, – надменно сказала она. – Попробуйте-ка обойтись без него.

– Ты – плод ума. Это так – и не так. Ты – человеческий гений. И это так, да не так.

– Знания навечно возвысили дух человека.

– Ах, никогда еще голос знаний не звучал столь разумно! – Мигель улыбнулся и добавил: – Ты права – и не права. Знания могут возвысить дух, а могут и подорвать его силу. Они – причина всех трудностей человечества, и они же – их преодоление.

Лале хотелось сказать что-нибудь в свою защиту, но она колебалась, вдруг почувствовав неуверенность. Он что, пытается запутать ее? Она следила за лицом Мигеля, находящегося в видении, которое ему показывали бесчисленные зеркала, и размышляла. Людьми руководят мысли, убеждения, общие мнения. Убеждения естественным образом отражают друг друга. Одна мысль имитирует другую, как отражения в этой несчастной комнатушке, создавая столько разных миров, что их не сосчитать. Истории множатся, воспроизводя друг друга при каждом пересказе. Что в этом плохого?

– Любовь моя, истина обитает не в этой комнате, – сказал Мигель. – Здесь, как и в мире человеческого мышления, есть только эхо и отражения.

– Слушай, ты говоришь совсем как тот старый шут! – воскликнула она, свирепея при воспоминании о его прадеде. – Никакое я не эхо – и смотри, у меня ведь нет отражения, как ты и говоришь!

Мигель закрыл глаза, словно для того, чтобы представить ее себе такой, какая она есть.

– Из реального в этой комнате – только этот человек, – вздохнул он. – Знания, любовь моя, – это голос, непрекращающийся рассказ, история. Да, он меняет человеческую действительность к лучшему – но и к худшему тоже.

– Твоя история – это единственное, что останется после тебя, а я покровительница историй.

– Ты рассказчица, это правда. И искательница истины. Ты лгунья, ниспровергательница – но также ни то и ни другое.

Она придвинулась совсем близко к нему и прошептала на ухо:

– Я – это ты. Да, я – это ты! Признай это. Я – это ты, и я реальная.

– Признаю, ты хочешь быть реальной. Но я признаю и то, что ты не реальная. И это тело свидетель тому.

Она увидела, как в зеркале бессчетные отражения Мигеля прикладывают красивую руку к сердцу. Ее обжег огонь ярости.

– Тебе нужна истина? Ты ищешь то, что невозможно найти, – а тем временем вот она я! Я полна желания, бери меня. Все это время я шепчу тебе, маню тебя!

Пытаясь найти удобную позу в этой тесноте, она скрючилась прямо перед Мигелем. «Ну и пусть, – подумала она. – Пусть посмотрит на свое собственное лицо».

– Где я – там уверенность, там ясность, – убежденно сказала она. – Со мной всегда победишь, без расплаты!

– Расплата бывает огромна, – возразил он. – Люди платят непомерную цену за свои верования.

– Чем была бы жизнь человека без убеждений? – спросила она.

– Сколько помню, ты все время мне это нашептываешь, – устало сказал он. Взгляд его устремился туда, где она должна была бы отражаться. – Есть только жизнь, любовь моя, – прошептал он, – и бесконечное число точек зрения. Видишь?

Он кивнул на отражения в отражениях, окружавшие их.

– Меня увидь, – с силой сказала она, вдруг забеспокоившись.

– Я тебя вижу, – заверил ее он.

– Признай меня.

– Признаю.

– Скажи, что ты мой!

– Это ты моя, – сказал он. – А теперь уходи.

Не успела она и слова сказать, как видение закончилось, зеркала исчезли – и она была изгнана из разума Мигеля Руиса.

* * *

Оглядываясь в прошлое, я ясно осознаю, что работа с зеркалами стала важной частью моего обучения, которая помогла мне понять природу света и его отражений. Материя и все, что связано с материей, – это отражение истины. Материя отражает свет, поэтому сам мозг – это зеркало, которое посылает информацию света всему телу. С этой точки зрения можно сказать, что ум – который так важен и сложен – тоже лишь одно из многочисленных отражений.

Когда подошло к концу мое ученичество у Сариты, мне пришла в голову мысль создать для себя дома небольшое пространство в одной из кладовок в коридоре, повесить там зеркала и заняться практикой видения. Там я погружался в видения о материи и человеческом уме. В видении я не размышлял, не полагался на знания, как раньше. Так я практиковал видения каждый день в течение многих месяцев, и память о прозрениях, посетивших меня в то время, драгоценна для меня. Это важные воспоминания: вместе с другими знаменательными событиями они способны дать форму новому видению.

Я начал понимать, что знания – главное действующее лицо в истории любого человека; это отражение истины. Для того чтобы поставить знания на положенное им место, нужна перемена в сознании. Ум должен отнестись к себе скептически. Он должен начать все подвергать сомнению. Конечно, он и дальше будет, как ему и положено, рассказывать истории, но теперь это будет происходить на сто процентов осознанно. Без осознанности мы подчиняемся правилам, создаваемым знаниями, и живем на их условиях. Общие знания, коллективные знания, принятые на веру знания определяют путь, по которому мы движемся в человеческом видении, это они принимают за нас самые важные решения. Лучшие из наших убеждений, как и наши истории, можно изложить по-разному, с различных точек зрения. Но мы в любое время можем отбросить их. Мы можем посмеяться над историей, которую сами же рассказали. Любое убеждение можно отложить в сторону. Если мы решим, что какое-либо из них и есть абсолютная истина, то как же нам двигаться к следующему прозрению? Как сможем мы быть художниками, рассказывающими новые истории, преображающие действительность?

После катастрофы мне понадобилось несколько лет, чтобы отвести правильное место моим знаниям и с готовностью открыть разум новому. Я не находил никаких научных объяснений тому, что пережил, поэтому и вернулся к моей семье и к шаманству. Теперь я был дальше от непреложных постулатов, чем когда начинал работать врачом. Мои родители, бабушки, дедушки и вековая традиция вели меня путями, которыми наука не ходит. А еще у меня был брат Хайме – тот, который задирал меня в детстве, но которому очень нравилось, что я так люблю придумывать новые игры и умею по-новому взглянуть на жизнь, по-новому действовать.