Тольтекское искусство жизни и смерти - Барбара Эмрис

* * *

Незадолго до автомобильной катастрофы, в которой я чуть не погиб, вся наша семья собралась на большой семейный ужин. Это была обычная встреча родных – тут были все мои братья, их жены и дети, мои родители, двоюродные братья и сестры, дяди и тети. Стол, как всегда в таких случаях, ломился от яств, царил беспорядок, дети шумно играли, а взрослые смеялись глупым шуткам и бесконечным историям из детства. Мне было очень хорошо, я хвастался перед всеми недавно родившимся ребенком и весело поддразнивал жену.

Однако весь вечер я не мог избавиться от чувства, что все вместе мы собрались в последний раз. Семья значила для меня очень много, и от мысли, что я могу никогда больше не увидеть своих родных, мне было не по себе. Что-то заставляло меня быть к ним всем в этот раз особенно внимательным – говорить с каждым отдельно, участливо слушать, в то же время бдительно охраняя сон моего малыша, которого я держал на руках. Меня наполняла любовь к близким, и думать о том, что мы, быть может, скоро потеряем друг друга, было неимоверно тяжело.

Я выжил после аварии, но ее вторжение в мое существование сильно изменило меня самого и все мои представления. По многим причинам я считаю, что это событие перевернуло мою жизнь. В то время я уже был мужем и отцом. Был уже зачат наш второй ребенок, хотя ни я, ни Мария этого еще не знали. Я учился на последнем курсе медицинского института в Мехико, при любой возможности был не прочь отдохнуть, повеселиться и часто бывал на разных вечеринках. В те дни я любил выпить и пировал, забывая об ответственности, которая на мне лежала.

Как-то раз, узнав, что в субботу вечером в Куэрнаваке[33] на танцы собирается много народу, я не колеблясь сказал жене, что собираюсь поехать. Мой брат Луис дал мне на время свою машину, и я отправился туда с двумя институтскими товарищами. Дорога представляла собой двухполосное шоссе, но машин не было, и можно было разогнаться. Доехали мы мигом. Вечер удался на славу. Мы веселились от всей души, спиртное лилось рекой. Выпив, мы танцевали, потом опять выпивали и снова танцевали. Под утро, когда пришла пора разъезжаться, мы втроем вползли в машину и некоторое время плутали по незнакомым закоулкам, пока не выехали на дорогу, ведущую домой.

Было все еще темно, я сидел за рулем. Мои друзья болтали и смеялись, вспоминая все, что было забавного за ночь. Я тоже смеялся, пока сонливость не одолела меня. Наверное, я затих, но товарищи не заметили этого. Дорога была свободна, и я ехал быстро. Когда один из моих друзей заканчивал рассказывать какой-то длинный анекдот, я отключился, машину повернуло и повело в сторону бетонной стены, шедшей вдоль дороги. Ничего больше про ту ночь я не помню, не вспомнить мне и саму катастрофу. Зато мне в мельчайших подробностях запомнилось все, что я пережил, находясь без сознания.

В тот миг, когда я лишился чувств, все замедлилось. Время потекло совсем по-другому, став слугой какого-то таинственного господина. Я был без сознания, но видел свое тело, сидевшее за рулем. Я слышал, как в страхе кричат друзья, и, хотя мое физическое тело было бессильно что-либо предпринять, мной овладел порыв помочь им, невзирая ни на что. С этим неотступным чувством я увидел, что открываю заднюю дверь – как будто машина остановилась, а не продолжала нестись по асфальту, – выношу одного из моих приятелей из машины и кладу на обочину шоссе. То же самое я проделал со вторым другом, сидевшим впереди. Когда оба они оказались в безопасности, я обхватил руками свое собственное тело, защищая его от удара, которого ожидал, – и он с неистовой силой обрушился на меня. Машина на большой скорости врезалась в стену и разбилась.

Очнулся я много часов спустя в больнице. Медсестра спросила меня, знаю ли я, что случилось. Я не смог ей ответить и лишь покачал головой.

– Вон как! – насмешливо сказала она. – Ишь, приятелей поубивало, а у него память отшибло!

Я был ошеломлен. Мне стало тошно. В тот миг мне хотелось умереть. Тут, увидев, в каком я ужасе, она призналась, что пошутила, а друзья мои целы и невредимы. Я не верил ей, и тогда она привела их ко мне. На обоих не было ни царапины. Как и на мне. Я услышал, что машина моего брата превратилась в металлолом.

Двое моих друзей были вне себя от радости и изумления, что остались живы, и не переставая, наперебой разглагольствовали о чудесах, которые, оказывается, случаются на свете. Мне же становилось все хуже и хуже. Меня, разумеется, ожидал разговор с братом. Но что еще ужаснее, меня ждала встреча с его женой. Возместить им утрату машины у меня не было никакой возможности. А как загладить вину перед родными, которые места себе не находили, беспокоясь обо мне? Но самое главное – у меня никак не укладывалось в голове, что же произошло со мной в ту ночь. Мои друзья не могли объяснить, почему их не было в машине в момент катастрофы. Никто не мог объяснить, каким образом человек, сидевший за рулем, мог остаться в живых после такого удара. Если я отключился, когда вел машину, то кто защитил меня? Если я – не мое тело, то кто тогда я?

Медицинское образование никак не помогало мне ответить на эти вопросы. Я старался мыслить научно, и меня до сих пор не волновали вопросы, на которые невозможно найти ответа. Эта ночь много лет не будет давать мне покоя. Я стал серьезнее относиться к своей работе и семье. То, чем увлекались мои друзья, утратило для меня всякий вкус. В тот же год родился мой второй сын, Хосе. Он подрастал, и мне стало казаться, что изменения, произошедшие во мне во время катастрофы и после нее, каким-то образом подействовали и на него и между нами возникло некоторое сходство. Внезапное пробуждение, которое пережил я, казалось, подобным же образом пробудило и его – еще в утробе матери, где начинался его собственный путь к осознанности. Он был необычным ребенком, а молодым человеком проявил природные способности к интуитивному знанию. Много раз я входил с ним в одно и то же видение – иногда я думал, что вспоминаю о событиях собственной жизни, а потом оказывалось, что они происходят с ним. Когда у меня случился инфаркт, ему было чуть за двадцать, но ему все еще трудно было свободно общаться с другими людьми. Я всегда знал, что это изменится, что придет день, когда он заговорит с миром как любящий вестник, но я также догадывался, что должен буду помочь ему.

Сейчас, видя, как давние события предстают перед взором моей матери, я начинаю задумываться: а может быть, она права, когда говорит, что меня еще ждут дела в этой жизни – хотя бы в том, что касается моих сыновей? Конечно, она любит меня, и ей нестерпима мысль о том, чтобы похоронить еще одного из своих детей, но и мои дети любят меня – они рассчитывают, что я буду рядом с ними, пока они сами не будут готовы видеть собственные великие видения. Я чувствую, как больно матери, когда она смотрит на искореженные останки машины, на которой я в ту ночь врезался в ограждение. После аварии она всегда готова была помочь мне разобраться в том, что произошло, и побуждала меня искать ответы на продолжавшие беспокоить меня вопросы. Она в любую минуту рада была прийти мне на помощь, когда я из юноши превращался в мужчину и пытался исследовать миры, недоступные обычному пониманию. Она готова была помогать тогда – и готова сейчас. Буду ли я так же готов поддерживать своих сыновей? И возможно ли это вообще?