Карибский брак - Элис Хоффман

– Я приехал, чтобы помочь ей. Если бы я хотел кого-нибудь ограбить, у меня было сколько угодно возможностей для этого в Париже, и не надо было бы тащиться сюда.

– Не уверен, что она примет вас за помощника.

Они спустились с холма в деловой центр города, стуча ботинками по мостовой. На улицах шумела деловая жизнь под аккомпанемент птичьего пения. Один из торговцев на рынке продавал прирученных птиц, которые хлопали желтыми и фисташково-зелеными крыльями в бамбуковых клетках. Фредерику хотелось осмотреть все лотки и перепробовать все продукты, которые он никогда не видел раньше. Названия предлагавшихся напитков восхищали его: тыквенный пунш, арахисовый пунш, кокосовая вода, лимонный чай. Деревья были усыпаны фруктами, горы издали казались не зелеными, а красными. Стоял май, начал цвести делоникс. Воздух был насыщен запахами соли и липы. В кафе поглощали завтрак рыбаки, только что вернувшиеся с промысла.

– Давайте задержимся и перекусим, – предложил Фредерик. Уха, приправленная карри, выглядела особенно соблазнительно.

Энрике бросил на него удивленный взгляд. Он понял, что его новый знакомый еще многого по молодости не знает.

– Я вижу, вам надо объяснить кое-что, – сказал он. – Людям вашей национальности на этом острове предоставлены все права, кроме права сочетаться браком с людьми другого вероисповедования. Но у таких, как я, и ваших прав нет. Здесь не торгуют людьми – датское правительство запретило работорговлю, когда завладело островом в начале века, – но тот, кто приехал сюда рабом, рабом и остается. Свободных темнокожих здесь много, но это не значит, что вы можете сесть в каком-нибудь кафе за один стол со мной.

– Можно было бы взять еду с собой, – пожал плечами Фредерик.

– Меня здесь просто не станут обслуживать. Надо было бы идти в другое место, но у нас нет времени.

– Ну да, нас ждет вдова. Она уже, наверное, задремала в своем кресле, – засмеялся Фредерик.

Стало ясно, какое у него сложилось представление о Рахиль. Энрике посмотрел на него строго:

– Вам следует знать, что вдова не стара. Она совсем не такая, как вы думаете. Она очень хорошо разбирается в делах.

– А откуда вам это известно?

– Я был помощником ее отца, потом – вашего дяди, а теперь, похоже, буду вашим, если она пустит вас в контору.

– Боюсь, ей придется пустить меня, – возразил Фредерик, в ком проснулся бизнесмен. – Я наследник имущества своего дяди, а оно включает и то, что принадлежало ее отцу.

– Да, конечно, но она, я думаю, управляла бы семейным бизнесом лучше, чем кто бы то ни было, – если бы закон не запрещал женщинам заниматься этим.

Они дошли до магазина, в котором уже кипела деятельность. Фредерик с одобрением рассмотрел каменный оштукатуренный фасад. Энрике объяснил, что на втором этаже находятся жилые помещения, где поселилась вдова с детьми. Это было очень кстати, так как существовал план продать дом, где жил дядя Исаак, а также дом его тещи, в котором Фредерик провел ночь. Вспомнив свой дождливый сон, он ощутил холодок и помедлил у дверей. Он подумал, что в свои двадцать два года знает очень мало о здешних родственниках, как живых, так и умерших. А теперь он вторгался в жизнь людей, которых совсем не знал. Вокруг магазина была живая изгородь с теми же розовыми цветами, какие он видел в заброшенном доме, и пчелы, казалось, перелетели сюда вслед за ним. Он на секунду прикрыл глаза, слушая их жужжание, и вдруг почувствовал, что за ним наблюдают. Он поднял голову и прищурился, но увидел только кружевные французские занавески.

Они зашли в большой зал, где Энрике показал ему, где находится лестница, а сам направился в контору позади торгового зала. Пройдя сквозь маленькую боковую дверь, Фредерик поднялся в жилые помещения, которые оказались очень скромными. Во Франции в таких домах жили люди с небольшим достатком. У него были ключи от всех помещений, и официально он был их владельцем, но он не хотел вести себя как хозяин и постучал в дверь. Было слышно, как в комнатах говорят по-французски, но ему никто не ответил. Он постучал еще раз, и опять безрезультатно. Так он простоял какое-то время и, поняв, что никто к нему не выйдет, решил воспользоваться одним из ключей, которые ему переслали.

Раздался щелчок, дверь открылась, и он попал в общество, которым ему предстояло руководить. Картина, которую он увидел, была неожиданной. Двое юношей разбирали какие-то книги, а за столом сидела целая толпа детишек, среди них совсем маленький мальчик и две босоногие девочки еще младше, чьи волосы были заплетены в косички и заколоты. Это были Эмма и Дельфина, которые так мало различались по возрасту, что казались двойняшками. За детьми присматривала негритянка, останавливавшая слишком жадных и подгонявшая медлительных. Но Фредерику было не до детей, все его внимание было поглощено женщиной в белом, которая вышла из спальни, держа у бедра младенца. Ее волосы были распущены и ниспадали черным каскадом. Она напомнила ему одну из тех белых роз, что росли в саду его родителей под Парижем на тонких раскачивающихся стеблях, покрытых шипами. Женщина, по-видимому, только что встала с постели, на ней была свободная легкая одежда, под которой легко угадывались ее формы. Он застыл на пороге дома, куда его не приглашали и где его прихода, похоже, не ждали.

Первой его заметила маленькая девочка.

– Qui est cet home?[16] – спросила она певучим голоском, показав на него пальцем. (Прошло несколько недель, прежде чем он научился отличать Дельфину от Эммы.) Все остальные дети, пищавшие, как птенцы, замолчали и с подозрением уставились на Фредерика.

– What do you think you’re doing here?[17] – спросила его негритянка по-английски с сильным иностранным акцентом. Все заговорили одновременно, кроме темноволосой женщины в белом, которая молча смотрела ему в глаза. Взгляд ее был нарочито холодным, так как она не хотела показать, что его красота произвела на нее впечатление. В его лице, казалось, отражалась его душа. Увидев его серые кожаные ботинки, она поняла, что он из Парижа, и в этот момент Рахиль Помье Пети, обладавшая самым острым языком на всем острове, не смогла произнести ни слова.

Фредерик, не обращая внимания на остальных, подошел к хозяйке дома и представился. Он понял, каким дуралеем выглядел в глазах Энрике, когда подшучивал над возрастом вдовы. Тот не зря предупреждал его, что она не такая, как он думает. Пролепетав свое имя, он добавил, что она должна была получить письмо, извещавшее о его приезде.

– Моя цель – помочь вам всеми возможными средствами. S’il vous plait, permettez-moi de vous aider[18].

Она завороженно слушала его безупречное, свободное французское произношение.

Затем, рассмеявшись, спросила: