Бетанкур - Дмитрий Кузнецов

Бетанкур остался безучастен к произнесённой фразе, поэтому его аудиенция у государственного секретаря быстро закончилась. Выйдя в дворцовый парк, он столкнулся с художником Франсиско Хосе де Гойя-и-Лусьентесом, который довольно холодно пожал ему руку. Было видно, что живописец чем-то раздосадован. Из разговора выяснилось, что, после того как Франсиско Гойя нарисовал портрет Хосе Моньино-и-Редондо графа Флоридабланка, он ждал от него протекции, но государственный секретарь остался к судьбе художника равнодушен, хотя работа живописца ему понравилась и он даже очень щедро заплатил за неё. Тогда Гойя ещё не знал, что в мире, который зовётся высшим или избранным, нет места страстям и порывам. Личная жизнь в свете не должна совпадать с тем, что нравится тебе: на первом месте всегда стоят рационализм и прагматизм.

В мире богатства и власти всё выстроено по жёсткой схеме: одно неправильное движение — и ты никто. Осознав это, через два года после встречи с Бетанкуром в Аранхуэсе Гойя станет личным живописцем короля. Но за измену себе нужно платить — именно через два года художника разобьет временный паралич и у него начнёт развиваться глухота.

А пока Бетанкур и Гойя влюблены в одну и ту же драматическую актрису, на её спектаклях они часто встречаются в Мадриде. Оба ненавидят пьесы популярного в то время испанского драматурга Рамона Франсиско де ла Круса, но с завидной регулярностью посещают театр, где играет их возлюбленная.

Из Аранхуэса в Мадрид Гойя и Бетанкур возвращались вместе, но до города так и не доехали. На одном из постоялых дворов они так увлеклись маринованными рябчиками и красным вином, что в конце концов ни тот ни другой не смог вскарабкаться в седло. Сколько они выпили — никто не знает: пили не бутылками, a copas — небольшими стаканчиками. Пришлось заночевать на постоялом дворе вместе с бродячими актёрами, которых они также щедро угостили терпким вином, сильно пахнущим кожей от мешка, где оно хранилось несколько месяцев. За это музыканты играли им на двух гитарах и тамбурине до самого утра, а женщины, по всей видимости их жены и дочери, ловко щёлкая кастаньетами, сплясали несколько зажигательных народных танцев.

Хозяин венты утверждал, что именно в его заведении когда-то останавливался Дон Кихот и проткнул шпагой несколько кожаных мешков. Хозяин их зашил и пользуется ими до сих пор, потому вино имеет такой особенный привкус.

Утром Франсиско Гойя долго искал свой шейный шёлковый цветной платок, а Августин де Бетанкур — несколько пуговиц от своих черных панталон. Вернулись попутчики в Мадрид только под вечер следующего дня. Зимой 1784 года Августин ещё несколько раз встречался с Франсиско, пока в конце марта не уехал в Париж изучать геометрию и горную архитектуру.

Испания всё ещё оставалась страной, отрезанной от Европы, не доступной её влиянию, чуждой её идеям, движениям, интересам… По сведениям некоторых историков, до правления Карла III всё светское европейское влияние на Испанию ограничивалось пошивом нескольких видов одежды. Например, Филипп V ввёл новый французский кафтан, который, правда, не вышел за пределы придворных покоев Кастилии. Даже итальянская живопись не оказала существенного влияния на испанскую. Поэтому посылка пенсионеров в Парижскую техническую школу стала своего рода прорывом из замкнутости испанской жизни, в данном случае в сфере образования.

В 1784 году ещё никто не догадывался, что один из воспитанников, посланных Флоридабланкой в Париж, через несколько лет создаст первую высшую техническую школу сначала в Испании, а затем в далёкой России. Планы Флоридабланки были гораздо скромнее — он намеревался подготовить несколько хороших инженеров для работы в Новой Испании. Но Бетанкур не был бы самим собой, если бы в Париже замкнулся на изучении только одного предмета. Его снова увлекла математика — царица наук. Он понимал, что только с её помощью можно создавать более совершенные технические механизмы. Она всегда вдохновляла и завораживала: с одной стороны, чистый вымысел, предмет, вообще не существующий в природе, с другой — абсолютная реальность, без которой невозможно человеческое существование. Величины и пространственные формы на какое-то время снова стали предметом его повседневной деятельности.

В то время в Париже научная жизнь била ключом. В Академии наук и технических школах работали прославленные учёные: Лаплас, Лавуазье, Монж… Позднее к ним присоединился Лагранж: после смерти прусского короля Фридриха II он покинул Берлин и перебрался в столицу Франции.

В науке царила атмосфера свободы! Всё было пропитано духом Дидро и Д'Аламбера, знаменитого математика и философа, скончавшегося за полгода до приезда Бетанкура в Париж.

До конца XVIII века инженерное образование в Европе развивалось по трем основным направлениям: 1) военное (строительство оборонительных и фортификационных сооружений); 2) путейское (строительство дорог, мостов, каналов и портовых сооружений); 3) горное (создание рудников и шахт, добыча и обработка полезных ископаемых, металлургия). По всем трём направлениям подготовка инженеров осуществлялась на основе индивидуального обучения, очень дорогостоящего и в конечном счёте малоэффективного. Затраты на обучение одного инженера достигали 35% от стоимости выполненных им впоследствии работ. Поэтому стремительное развитие капитализма во Франции потребовало изменения системы образования, а именно увеличения числа инженеров, без снижения их качества. Лучшие умы Франции, такие учёные, как Жан-Родольф Перроне и Гаспар Монж, взялись за решение проблемы. Они-то и стали первыми учителями Бетанкура.

Гаспар Монж родился 10 мая 1746 года в маленьком провинциальном городке с прозаическим названием Бон, в Бургундии. Начальное образование получил в городском училище. Уже в шестнадцать лет, используя метод прямой горизонтальной проекции, Монж составил замечательный по точности чертёж родного города. Необходимые для составления плана приборы для измерения углов и начертания линий он изобрёл сам. Поступив в Мезьерскую школу военных инженеров, скоро стал лучшим учеником. Ещё в годы учёбы получил должность репетитора математики и начал самостоятельно зарабатывать.

В историю науки Монж вошёл как создатель начертательной геометрии. Однако упорное нежелание военного руководства Франции делиться научными достижениями с другими странами заставило Монжа на несколько лет засекретить полученные результаты. Другим крупным трудом Монжа стали исследования по теории поверхности, изложенные в ряде записок, представленных им в Парижскую академию наук.

В 1768 году Монж получает звание профессора математики, а с 1771 года возглавляет кафедру физики в Мезьерской школе военных инженеров. В 1780 году он занял место преподавателя гидравлики в Лувре с обязательством по полгода жить в Париже и Мезьере. Но в 1783 году Монжа избирают членом Парижской академии наук, и он навсегда оставляет старинный город Мезьер, на северо-востоке Франции, вблизи бельгийской границы.