Две дамы и король - Ольга Играева

Увидев Губина, застывшего с телефонной трубкой в руке, Регина спросила:

— Что случилось?

— Мишку Булыгина убили, — ответил Губин механически и обернулся. Регина медленно прислонилась к косяку и застыла. А Губин мысленно прикусил язык и выругал себя: "Идиот, откуда ты знаешь, что его убили? Надо было сказать: «Мишку нашли мертвым».

А впрочем, ничего страшного, оговорка простительная — так мог оговориться кто угодно…"

Коля Щетинин вечером в воскресенье маялся перед подъездом, ожидая, когда появится Санек. Он уже и на лавочке посидел, и постоял перед нею, и прошелся туда-сюда, а кореша не было видно. Коля по опыту знал, что другу нужно время, чтобы отвязаться от гражданской жены Оксанки, — небось плетет ей сейчас, что за сигаретами пойдет.

Наконец из-за угла в конце асфальтовой дорожки, ведущей к Колиному подъезду, появился неторопливый долговязый Санек. Коля от нетерпения замахал руками — мол, что еле-еле ноги передвигаешь, время теряем! Колино лицо дергалось. Но Санек и не подумал прибавить шагу. Он вообще был такой — вялый, апатичный и вредный. Он иногда так доставал Колю своими скептическими и некомпетентными замечаниями о политике, что у них чуть до рукопашной не доходило, но каждый раз, когда наступал выходной день, они вспоминали друг о друге.

— Ну, что, пойдем? — спросил Коля друга вместо приветствия.

Санек кивнул, и они дружно направились к магазину. Взяв пива, они какое-то время соображали, куда пойти, где можно посидеть со вкусом. За домом располагался заросший бурьяном пустырь, на краю которого сохранился островок деревьев. Там было хорошее местечко, знакомое всем местным любителям отдыха на природе, но сегодня за стволами мелькали белая рубашка и чьи-то тела, местечко уже было занято.

Тогда Коля и Санек просто вошли в липовую аллею, обрамлявшую пустырь с одной стороны, и остановились под приглянувшимся деревом. Коля повесил на сук пластиковый пакет, с которым с утра не расставался. Бутылки им еще в магазине откупорила продавщица, они отхлебнули, Коля полез в пакет за чипсами. Они солидно стояли, с достоинством пили из бутылок, шуршали картофелем, разбрасывая обертки вокруг, и чувствовали себя прекрасно. Как мало нормальному человеку надо для душевного комфорта, если разобраться! Аллея была излюбленным местом собачников. Вот и сейчас они проходили мимо друзей вместе со своими псинами, косились на валяющиеся на земле обертки, но ничего не говорили.

— Ты слышал, — озабоченно начал Коля. — Акцизы собираются повысить. От блин! Житья от них нету.

Ну, ты подумай! То блокираторы, то акцизы…

Машины у Коли не было, но вопрос волновал его из принципа. Он ревниво следил за мерами правительства, специально чтобы в очередной раз убедиться, что главное для них — извести простого человека.

— Давно пора, — мизантропически изрек вислоусый Санек. — Это от твоих автомобилистов житья нету. Во!

Он ткнул пальцем в сторону ближайшей «ракушки», которая целиком заехала на газон, вклинившись между двумя тонкими липами. Бедные липы были еле живы.

— Почему я не могу в выходной погулять по аллее?

На каждом шагу эти машины воняют, «ракушки» торчат, ночью обязательно у какого-нибудь гада сигнализация заработает и будет выть целый час… Почему про нас, пешеходов, никто не думает? Зато как речь зайдет о бензине или гибэдэдэшниках, сразу крик — а что там бедные автовладельцы? Лужков пальцем их тронуть боится — как же, избиратели хреновы. Ты им попробуй «ракушку» запрети, они тебя на выборах прокатят.

Санек произносил свою речь мрачно и, как школьная учительница по литературе определила бы, «без выражения».

— Ты чо, ты чо? Не понимаешь, — взволновался Коля. — У простого человека, какого-нибудь там ветерана ВОВ, и радости-то в жизни всего осталось, что его ржавый «Запорожец». У него, может, пенсия ниже прожиточного минимума, а тут бензин…

Коля так и пританцовывал от возмущения вокруг Санька с бутылкой в руке, удержать руки в спокойном состоянии он не мог — постоянно ими размахивал, и из пивной бутылки незаметно для него время от времени вырывался фонтанчик драгоценного напитка. А Санек стоял как вкопанный, бутылку поставил на землю, прислонив к стволу липы, чистил воблу и продолжал свои обличения:

— По дорогам носятся как припадочные. На зебре и не думают притормозить, затерроризировали всех. Едут — одной рукой за руль, другой — за мобильник, вечно чего-то бубнят в трубку. Убийцы за рулем.

— А что делать простому человеку? Он, может, в последние годы советской власти свой «жигуль» купил, всю жизнь копил, теперь мечта сбылась — так нате вам кризис. Машина есть, а денег на бензин нет!..

— Ну, и не хрен ныть! Пусть продает свой «жигуль» или в гараже держит до лучших времен. Бедный ветеран, как же. Вон посчитай хоть в нашей округе, сколько брошенных машин гниет во дворах — годами стоят со спущенными покрышками. Им даже продать машину лень, хотя она еще и в товарном состоянии, легче бросить ее на улице. И все плачутся, что нищие…

— А как же мечта всей жизни? Как? — не мог успокоиться Коля.

— А как со статистикой дорожных происшествий?

Каждый день по несколько человек на тот свет отправляют…

— А потому что гибэдэдэшники — бандиты! Они произвол творят на дорогах. Поборы сплошные, несправедливость! Взятки вымогают! И название себе какое придумали лошадиное — г-и-и-и-бэ-дэ-дэ!

Коля загигикал, иллюстрируя лошадиное название. Проходившие мимо собачники шарахнулись от него, оттаскивая на поводке нервничающих псов. На одного особо взвинченного ротвейлера, разъевшегося до размеров небольшой коровы и такого же неповоротливого, Колины визги подействовали столь пагубно, что бедная собака долго не могла успокоиться.

Даже после того, как хозяин с трудом оттащил ее за нагрудный поводок подальше от приятелей, пес все оборачивался на ходу в сторону Коли и Санька и рвался поквитаться с ними за неприличный вопль — облаялся, бедняга, до пены на клыках. Приятели, самое обидное, драмы не заметили, так были увлечены своим принципиальным разговором.

— Да сами твои же любимые автовладельцы им в лапу и суют, навязывают, еще и угрожают. Устроили террор. И название им эти твои автовладельцы, буржуи недорезанные, придумали. Было как просто и мужественно — ГАИ. А теперь, конечно, позор один, а не название, — вздохнув, согласился Санек и задумался о происках автовладельцев, а Коля аж пивом подавился от подобной напраслины.

— Что же, по-твоему, пусть бензин дорожает? — поставил вопрос ребром трясущийся Коля.

— А хрен с ним. Пусть дорожает, — вынес свой приговор Санек, обсасывая воблино ребрышко.

Коля не нашелся, что сказать, и только отхлебнул из бутылки — там оставалось едва на донышке. Отдав должное политике, Коля подумал, что теперь можно поговорить и о деле.

— Санек, — снизив голос почти до шепота, он придвинулся к приятелю. — Слушай, такое дело, посоветоваться надо. Глянь-ка, чего я у себя дома нашел.