Две дамы и король - Ольга Играева

— Вам что-нибудь говорит имя Мигура Юрий Степанович?

— Абсолютно ничего, — отозвалась Регина. — Это его так зовут?

— Да. Он сказал, что вы ему просто понравились и он хотел с вами познакомиться.

— Бред! — фыркнула Регина. — Тоже мне мальчик резвый..

— Давно вы заметили слежку?

— Нет, только сегодня.

Регина задумалась, нахмурившись. Потом немного поколебалась и все-таки задала беспокоивший ее вопрос:

— Вадим, что это было, по-вашему?

— Не знаю. Пока не могу сказать. Я, в отличие от вас, вполне допускаю, что вы могли кому-то сильно понравиться…

Вадим пошутил специально, чтобы развеселить Регину, а то она, кажется, уже была готова впасть в уныние. Ему самому эта ситуация со слежкой была в высшей степени не по душе. Главное, никто не знал причин происходящего и настоящих намерений преследователей. И не мог узнать, пока они не предпримут решающих шагов. Ну, проверил он документы у того мордатого — все. Парень ничего не нарушал — по улицам у нас ходить не запрещено. А кто же он все-таки? Сексуальный маньяк? Охотник за женщинами Сергея Губина? Какой-нибудь уже забытый Губиным друг детства или юности, которому тот когда-то перебежал дорожку, отбил любимую девочку, первую любовь? Или, предположим, любимая девочка этого бывшего друга погибла в далекой юности по вине Губина? Теперь он мстит и подсылает к возлюбленным нашего издательского магната убийц и преследователей. Но в этом нет никакого смысла.

«А что, в убийстве алкашом пятидесятилетнего почтенного отца семейства за то, что тот, встреченный им случайно на улице, не дал пятерку на опохмелку, в этом больше смысла? А когда вырезают семью из пяти человек с малолетними детьми, чтобы скрыть преступление — кражу ста рублей из тумбочки, в этом больше смысла? У нас сейчас вообще эпоха бессмысленной и безмозглой преступности».

Регина ответила Занозину коротким смешком — шутку оценила. Слава богу, что мыслей его она не слышала.

— Вы просто хотите меня успокоить, — сказала она. Встала, подошла к окну и замерла, скрестив руки на груди. Но, как ему показалось, вела себя уже гораздо спокойнее.

— Не знаю, — продолжил Вадим уже серьезно. — Пока надеюсь, больше он за вами ходить не станет.

Если все продолжится, проверим его по полной программе. Но я думаю, вам лучше на время куда-нибудь уехать.

Регина обернулась и посмотрела Занозину прямо в глаза. «Ведь вы все знаете. Куда я сейчас уеду от Губина? Как я объясню свой отъезд мужу? А ведь я еще отвечаю за ребенка и за Трошу…» — прочитал он в этом откровенном взгляде. Но вслух Регина не сказала ничего подобного. Она повернулась спиной к окну и встала, привалившись к подоконнику.

— Спасибо вам, Вадим. Я не знаю, что бы я делала…

— Перестаньте меня благодарить. Я заинтересован в раскрытии убийства Губиной, а вы сами подали мне мысль, что все это может быть через Губина связано и с вами..

Регина подняла голову и вопросительно взглянула на него.

— Ну, что истинной целью покушения была не Кира Губина, а ее муж, — пояснил Занозин. — Что ее убийство — это предупреждение ему.

В эту теорию Занозин не очень верил. На его взгляд, врагам Губина — конкурентам или кредиторам — было бы гораздо логичней убить его самого, а не его жену и («Типун мне на язык!» — про себя оговорился Занозин) любовницу.

— А кстати, вы сказали Губину о слежке?

Регина отрицательно покачала головой. И глядя в окно, проговорила:

— Нет, ему сейчас и так достается…

Вадим усмехнулся — Губин здоровый мужик, имеющий собственное рисковое дело, а она оберегает его от душевных перегрузок. Безотчетно считает себя сильнее, уверена, что сама способна вынести большее… Что за странная манера у хрупких женщин!

Впрочем, его слегка кольнула зависть — его бы кто так щадил, это было бы забавно, во всяком случае внове.

Несколько дней булыгинские ребята бегали по моргам и больницам Москвы. Поиски ничего не давали. Элеонора с Кипра пока не объявлялась, и все решили, что это к лучшему. С братом Булыгина ездили на квартиру, тот примчался с запасной связкой ключей. Ничего интересного в жилище не обнаружили — никаких там следов борьбы, беспорядка и скелета в шкафу. Дня через три пришлось расширить зону поиска — уже пошли проверять по психиатрическим клиникам. Булыгин пил, конечно, но не до чертиков, рассуждал Сурнов, однако кто же его знает, что могло с ним случиться. Мало ли какой срыв…

Смерть и похороны Киры спутали Сурнову все карты — он и так ходил все дни подавленный из-за исчезновения Булыгина, а уж прибавившееся ко всем неприятностям известие о смерти Киры произвело на него прямо какое-то мистическое впечатление. Он втайне от Губина и прочих корешей зачастил в храм, по собственной воле начал неурочно поститься, по ночам читал «Откровение Иоанна Богослова», пытаясь вникнуть в таинственные и потому наводящие ужас пророчества. А днем продолжал гонять булыгинских ребят по больницам и моргам. Он решил не досаждать Губину рассказами о бесполезных поисках Булыгина — понимал, что тому не до Булыгина теперь.

Поздно вечером в субботу, на следующий день после похорон Киры, Сурнов, совершенно убитый, позвонил Губину домой. Губин со стаканом сидел перед телевизором, смотрел на экран застывшим, ничего не видящим взглядом — как раз шел финал чемпионата мира по футболу. Вопли болельщиков, их гуделки, трещалки, свистки судьи и слова комментатора мешали Губину расслышать, что толкует Дима. Он перешел в другую комнату, дверь, захлопнувшись, отрезала шум футбольного праздника, и Губин услышал:

— Сергей, Сергей… Мне только что звонил брат Булыгина. Извини, я понимаю, каково тебе… Но я должен сказать. Это какой-то ужас. Сначала Кира, теперь… Его нашли… в одном подмосковном морге.

Брат его уже опознал. Это точно он.

Губин, зажмурился и опустил руку с трубкой. За дни, прошедшие после смерти Киры, он забыл про Булыгина, про свою просьбу к Козлову. Он поначалу слушал Сурнова без всяких чувств и тупо думал:

«О чем он, какой брат?» Постепенно он стал понимать, о чем толкует Сурнов. Но стоял, слушал и не врубался, что это значит и как теперь на это надо реагировать, — все вдруг показалось таким ничтожным, мелким, далеким, диким. «Какое мне дело, — хотел сказать Губин. — Разбирайтесь сами».

— Встретимся завтра в конторе, — преодолевая комок в горле, хрипло проговорил он и отключил телефон.

В комнату заглянула Регина. Два дня Губин выслушивал по телефону соболезнования друзей и знакомых, но дома никого не принимал. Единственная, кого он хотел видеть, — это Регина. Все дни после смерти жены он хотел, чтобы она была рядом. Он понимал, что окружающие воспримут это как вызов и бесстыдство, но реакция людей была для него не самым главным. Он вдруг с ужасом осознал, что слаб, что не может вынести все один. Сын приехал только на похороны и прямо с поминок отправился обратно в аэропорт — Губин вынужден был признать, что за годы его учебы за границей эмоциональный контакт между ними был потерян. Сын любил мать, скорбел, но жил уже собственной, отдельной от Губина жизнью. Тогда на кладбище, когда хлестал дождь и звучали прощальные речи, Губин отыскал ее глазами… Регина все поняла и тоже не мучилась вопросом о том, что скажут люди, — просто приехала… Они были нужны друг другу, что бы кто ни думал об их нынешних встречах.