Века перемен. События, люди, явления: какому столетию досталось больше всего? - Ян Мортимер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы привыкли считать, что в течение нашей жизни все менялось быстрее, чем когда-либо. Это, конечно, верно с точки зрения использования электронных устройств, но вот наша речь и письменность в последнее время меняются медленно. В современном англоязычном мире миллионы людей могут читать Джейн Остин и наслаждаться языком, который мало изменился за последние двести лет. Произведения Шекспира по большей части понятны нам даже спустя четыреста лет, хотя некоторые слова с тех пор изменили значение, а некоторые грамматические конструкции вызывают затруднения. В Средневековье, однако, язык менялся очень быстро. Вы, возможно, сумеете понять даже немалую часть «Кентерберийских рассказов» Джеффри Чосера, написанных в конце XIV в., но вот поэзию XIII в. на среднеанглийском языке разберете вряд ли. То же самое можно сказать и о французском языке, который в начале XIV в. быстро превратился из старофранцузского (ланг д'ойль) в среднефранцузский, лишившись системы склонений. Немецкий язык тоже пережил значительное развитие: средний верхненемецкий язык превратился в современный. Позже благодаря книгопечатанию стабилизировались слова и синтаксис, и появился стандарт для каждого языка, но до XVI в., когда печатные книги получили широкое распространение, никаких лингвистических «опор» не существовало, и языки менялись буквально каждое поколение. Прозвучит банально, но если вещь может быть стандартизирована, то у нее появляется куда больше шансов пережить столетия – будь то единицы измерения или используемые слова.
В контексте этой книги, однако, народные языки нас интересуют прежде всего не из-за внутренних лингвистических изменений, а из-за своего использования – так сказать, их внешняя история. Разнообразные разговорные языки Европы к XIV в. уже имели долгую историю. Самые ранние сохранившиеся документы на старофранцузском языке датируются IX в., на англосаксонском – XVII, на славянских языках – концом X в.; самые древние тексты на норвежском и исландском написаны в XII в., а на шведском и датском – в XIII. Но по всей Европе для ведения записей и литературных сочинений чаще применялась латынь. В XII и XIII вв. аристократы-трубадуры написали тысячи стихов на народных языках Южной Европы – галисийско-португальском, окситанском, прованском, – но они имели скорее чисто развлекательное значение и никак не повлияли на жизнь обычных людей. То же можно сказать и об их немецких «коллегах», миннезингерах. А вот после 1300 г. (а в Кастилии – чуть раньше) с разговорными языками Европы произошло вот что: они отлично сочетались с пробудившимся национализмом, о котором мы рассуждали выше, и правители стали объявлять их основными языками своих королевств. Латынь постепенно оттеснялась на обочину, превращаясь в язык ученых мужей и церкви. Вместе с ослаблением влияния папы и ростом национальных интересов увеличилась важность и народных языков во всех регионах.
Связь между национальной гордостью и родным языком явно заметна в английских свидетельствах того периода. В 1346 г., чтобы добиться поддержки нового налогообложения от парламента, король показал депутатам франко-нормандский план вторжения, датированный еще 1338 г.; он был, по его словам, направлен «на… уничтожение и разрушение всей английской нации и языка». Это весьма примечательное заявление: практически никто из аристократов и дворян в 1300 г. не говорил по-английски, но всего четыре десятилетия спустя сохранение английского языка назвали важнейшим фактором для выживания английской нации. В 1362 г. король подтвердил в Акте о судопроизводстве право людей подавать заявки на английском языке, назвав его «языком страны». Вскоре после этого его канцлер начал произносить речи на родном языке, открывая заседания парламента. В 1382 г. еще одна парламентская запись связывает национальные интересы и английский язык:
Это королевство еще никогда не было в такой опасности, как сейчас, как изнутри, так и снаружи, что ясно любому, кто обладает достаточной ясностью ума и суждений, так что если Бог не дарует свою благодать стране, и ее обитатели не приложат все силы, чтобы защищать себя, это королевство окажется под угрозой быть завоеванным, Боже упаси нас, и попасть в подчинение врагам; а после этого английский язык и нация будут полностью уничтожены, так что у нас остается небольшой выбор: сдаться или защищать себя[56].
К концу века английский стал доминирующим языком, и на нем говорила бо́льшая часть королевской семьи. Эдуард III составил несколько девизов на этом языке. Генрих IV в 1399 г. приносил коронационную клятву на английском. Джон Уиклиф и его последователи утверждали, что Библию нужно обязательно перевести на английский язык, чтобы непосредственно подчиняться Христу, а не папе, о чем мы уже упоминали выше. Джеффри Чосер предпочел писать на английском, а не на французском языке, сохранив структурную форму французской поэзии, но перенеся ее на свой родной язык. В XIV в. английский язык пережил расцвет как элемент национальной гордости.
Другие королевства по всей Европе пошли по похожему пути. В начале XIV в. в Португалии и Галисии был общий язык, галисийско-португальский. На нем любили писать стихи трубадуры. Но этот живой разговорный язык распался в XIV в., когда дороги португальцев и галисийцев разошлись. В конце XIII в. в Толедо был стандартизирован кастильский язык под личным контролем короля Кастилии, Альфонсо X Мудрого. Он заказал множество трудов по юриспруденции, истории, астрологии и геологии и настаивал, чтобы их написали на кастильском языке, понятном его подданным. Начатое дело продолжили в XIV в. его племянник Хуан Мануэль, князь Вильенский, и Хуан Руис, «испанский Чосер». К концу века кастильский язык полностью вытеснил галисийско-португальский в качестве языка лирической поэзии на Пиренейском полуострове. Кроме того, на этом же языке написал свои многочисленные произведения аристократ Педро Лопес де Айяла – они включали в себя хроники, общественную сатиру и книгу о соколиной охоте. Предпринимались также попытки стандартизировать арагонский язык и представить его в качестве национального. Хуан Фернандес де Эредиа, гроссмейстер ордена госпитальеров, создал целый свод арагонской литературы; в конце XIV в. арагонский язык пережил настоящий золотой век.
Старофранцузский уже в 1300 г. был престижным языком: книга Марко Поло о его невероятных путешествиях была написана на французском, а не на венецианском. Тем не менее этот язык тоже пережил значительные перемены. Вне Франции он утратил популярность, уступив другим языкам (например, английскому, итальянскому и кастильскому), но в границах Франции постепенно превратился в национальный язык, вытеснив двадцать или тридцать региональных диалектов. На севере Франции последним известным писателем, использовавшим пикардийский диалект, стал Жан Фруассар, хроникер и поэт конца XIV в. К концу века среднефранцузский язык стал посягать уже и на территорию окситанского и прованского. В городах Священной Римской империи письма, завещания и летописи все чаще писались на немецком языке. Если говорить о славянских языках, то появились первые литературные произведения на польском и чешском. Венгерская письменность тоже впервые появилась в XIV в. Во всей Европе произошел большой лингвистический сдвиг в образовании и сочинении – от латыни к родным языкам, которому способствовало новое чувство национальной гордости и покровительство монархии.