Оттенки страсти - Барбара Картленд

Она открыла глаза, и в них плескался ужас. Родное лицо склонилось над ней, и она, обхватив мужа руками за шею, прильнула к нему.

– Ну, же! Просыпайся, дорогая! И убедись сама, что это – только сон, – проговорил он с доброй улыбкой и ласково погладил ее по голове.

– Да? – недоверчиво всхлипнула Мона и испуганным взглядом обвела спальню. Занавешенные окна создавали в комнате полумрак. Черные страшные тени мерещились ей по углам. Легкий порыв ветра слегка пошевелил штору на одном из окон. А вдруг это оно пробралось к ней в комнату? Холодный озноб пробежал у нее по спине. – Питер, пожалуйста, останься со мной. Я боюсь!

– Конечно, останусь, дорогая. Вот только схожу за своей подушкой.

– Не надо! Мы прекрасно поместимся и на моей! – Мона вцепилась в рукав его халата, не отпуская от себя. Она боялась снова остаться одна в этой комнате, где все еще блуждали ее кошмары.

Как хорошо было лежать рядом с Питером! Сон прошел, и на нее вдруг напало желание поговорить. Она стала вспоминать школьные годы, проведенные в монастыре, перебирать в памяти всякие забавные истории, веселые проказы, мелкие детские обиды. Маленькая наивная девочка, вступающая во взрослую жизнь, ничего не зная о ней. Лежа на груди Питера, Мона чувствовала, что воспоминания даются ей легко. Слова текли непринужденно, одна история сменяла другую, а все потому, что сейчас темно и он не видит ее лица. Так они беседовали, словно двое добрых друзей, встретившихся после долгой разлуки. Вернее, говорила главным образом она. Тем неожиданнее прозвучал вопрос мужа, который он задал, когда наступила короткая пауза.

– Мона! Дорогая! Ты хотела бы иметь ребенка?

Ребенка! Конечно, она мало разбирается в малышах, но материнский инстинкт уже давал о себе знать. Как это, должно быть, замечательно иметь своего малыша, прижимать к груди его крохотное тельце, знать, что он только ее и всецело принадлежит ей. Да, но он же будет принадлежать еще и Питеру! Сможет ли она полюбить свое будущее дитя, если она не любит его отца? Не сделает ли она их обоих несчастными? Это будет несправедливо по отношению и к Питеру, и к этому еще не рожденному дитяти.

– Нет, Питер! Не хочу! – коротко ответила Мона и неожиданно залилась слезами.

Дождь зарядил с самого утра. Он барабанил по стеклам и оконным рамам, не переставая ни на минуту. На дорожках растеклись огромные лужи, лужайки и газоны пропитались влагой, вода стояла по колено, сплошная серая пелена дождя накрыла все вокруг. Ничего не видно: ни гор, ни подъездной дороги, ни близлежащих деревень. Такое впечатление, что небо и земля слились в одну унылую серую линию холодного осеннего дождя.

Однако на душе у Моны было светло, даже солнечно, и она порхала по дому, не обращая ровным счетом никакого внимания на осеннее ненастье. Все началось за завтраком, когда Питер, просматривая почту, вдруг слегка нахмурился и сказал:

– Нас хочет навестить Алек. Приедет сегодня вечером или завтра утром. Какая досада! А я-то надеялся провести уикенд в тишине и покое. Только ты и я!

Мона низко опустила голову, делая вид, что прикармливает ненасытного Вогса, терпеливо дожидавшегося лакомых кусочков под столом. На самом же деле ей просто не хотелось, чтобы Питер заметил, как обрадовала ее эта новость. Она даже слегка покраснела. Надо же! Алек едет в Тейлси-Корт, чтобы повидаться с нею. Скоро, совсем скоро она опять увидит его! Сердце ее бешено забилось, в ушах зазвенели серебристые колокольчики. К ним едет Алек! К ним едет Алек!

Столько всего еще надо успеть! Во-первых, подготовить комнату для гостя. Этим она займется сама! Во-вторых, сходить в оранжерею и выбрать самые красивые гвоздики, чтобы украсить ими комнату Алека. И не забыть принести из библиотеки несколько интересных книг для чтения на сон грядущий.

День пролетел, как одна минута. К ужину она отправилась переодеваться заранее. Алек наверняка припозднится по такой погоде, а потому она должна быть во всеоружии и готова встретить гостя в любую минуту. Но на сей раз переодевание превратилось в самую настоящую пытку. Даже стойкая Аннет, и та начала понемногу терять терпение, а Мона все никак не могла окончательно на чем-то остановиться. По всей комнате были разбросаны десятки нарядных платьев, одно лучше другого, но чему отдать предпочтение? Какое выбрать? Наконец, выбор был сделан. Платье цвета пармских фиалок с накидкой из легкого шифона, отороченной серебристой лентой и мехом шиншиллы. Наряд удивительно гармонировал и с цветом ее волос, и с цветом глаз, в которых неожиданно зажглись алые искорки, похожие на сердцевину анютиных глазок. Окинув себя в последний раз придирчивым взглядом, Мона направилась вниз. Уже четверть девятого. Что же с ним случилось! Почему он не едет? А вдруг авария? Снедаемая беспокойством, она пошла в гостиную. В комнате царил полумрак, горел только камин. Причудливые тени скользили по стенам, языки пламени выхватывали из полумрака темные дубовые балки на потолке, старинную резную мебель, картины на стенах.

Мона шагнула к выключателю, чтобы зажечь свет, но в это мгновение кто-то выступил из темноты и, подхватив ее на руки, прижался губами к ее губам. И ей сразу же стало невыразимо легко! И она снова восхитилась и его силой, и его страстью, такой необузданной и дикой, но такой желанной.

– Дорогой! Ты так напугал меня! – воскликнула она. Ах, как же она любила его в это мгновение!

– Рада? Так ты рада видеть меня? – спросил он, снова и снова целуя ее в губы.

Еще как рада, подумала Мона и лишь теснее прижалась к Алеку. И в ту же минуту ее словно обдало холодным сквозняком.

– Питер! Мы забыли про Питера! Немедленно опусти меня на пол!

– Твой драгоценный муж, ма шер, сейчас занят переодеванием к ужину у себя в комнате, – лениво протянул Алек, но все же поставил Мону на пол. Потом включил люстру и при свете окинул молодую женщину внимательным взглядом. – Эбьен! Моя Ундина еще прекраснее, чем всегда! Так ты любишь меня? Скажи немедленно! – Он рывком притянул ее к себе. – Скажи, да! Я требую!

– Да! Я люблю тебя, Алек! – прошептала она слеша дрожащим голоском, глядя ему прямо в глаза своими широко распахнутыми глазами. Боже, сколько страсти в его взгляде! Когда он смотрит на нее так, она готова на все, словно он владеет каким-то неведомым гипнозом.

За дверью послышался звук шагов. Кто-то спускался по лестнице. Они моментально отпрянули друг от друга. Мона отвернулась к камину, чтобы скрыть краску смущения на лице. Алек неторопливо извлек из кармана портсигар.

– … И вот я, наконец, у вас! Устал, как собака! Промок до костей! Не дорога, а сущий ад! Воистину, это божья кара за все мои грехи! – шутливым тоном окончил он свой монолог, как только на пороге появился Питер.

Мона бросила быстрый взгляд на мужа. Как всегда, невозмутим и спокоен. Бедный! Он даже не догадывается, что она его обманывает. Обманывает собственного мужа! Мона уже готова была возненавидеть себя, но тут ее снова пронзило током. Алек незаметно коснулся ее руки и слегка пожал ее. И она тут же забыла о муже.