Мгновения любви - Барбара Картленд

Слово «импрессионизм» придумал второстепенный журналист, но Коро, определяя свою концепцию живописи, говорил: «Прекрасное в искусстве есть правда, родившаяся от того впечатления[1], которое мы получили, соприкоснувшись с природой».

Вместо того чтобы представлять формы вещей в их определенности и неизменности, импрессионисты стремились изображать их такими, какими они казались им в данный момент.

Главное в их искусстве — стремление рисовать с той же непосредственностью, «с которой поет птица», чтобы плод их труда, рожденный светом и цветом, создавал иллюзию живой жизни.

О Клоде Моне (1840 — 1926), главе движения импрессионистов, говорили: «Он пришел и распахнул двери свету. И вот перед нами сама природа, завоеванная и покоренная этим изумительным живописцем».

Альфред Сислей, чьими работами я восхищаюсь, при жизни не был признан, не достиг ни славы, ни богатства.

Он влачил жалкое существование, продавая свои работы за гроши. В 1899 году Сислей умер от рака гортани. Спустя три года после его смерти работы этого художника стали цениться невероятно высоко.

1880

Леди Симонетта Террингтон-Тренч сбежала по лестнице в просторный мраморный холл огромного дома, в котором она прожила всю свою жизнь.

Стоявшие у дверей в холл лакеи о чем-то оживленно разговаривали, но при ее появлении выпрямились и застыли с тем равнодушно-отрешенным выражением на лицах, которое и подобало лакеям, несущим службу, почти что часовым.

— Вы не видели его светлость? — на ходу спросила девушка.

— Их светлость в кабинете, миледи, — ответил один из слуг.

«Впрочем, Симонетту не слишком интересовал его ответ, она и так знала, где следует искать отца.

Пробежав длинный коридор, где на стенах красовались старинные рыцарские латы, мечи и щиты, свидетели того времени, когда Тренчи постоянно воевали либо с врагами своей страны, либо со своими собственными, Симонетта ворвалась в кабинет отца. Это была одна из немногих комнат в доме, в которой никогда не принимали гостей. Девушка, как и ожидала, увидела отца за огромным письменным столом. Он был занят тем, что укладывал какие-то бумаги в длинный узкий футляр.

Герцог удивился появлению дочери, но улыбнулся ей приветливо. Он обожал свою единственную дочь и находил, что она с каждым годом становится все красивее.

Герцог и сам был красив и слыл человеком, который ценил женскую красоту, впрочем, как и породистых лошадей. Сейчас его вдруг поразила мысль, что пройдет совсем немного времени и Симонетта покинет его. Несомненно, она составит достойную партию, но эта мысль причинила ему почти физическую боль.

— Папа, папа, — взволнованно заговорила девушка, едва переступив порог комнаты и еще не успев перевести дыхание после быстрого бега. — Посмотри, как у меня получилось. Я только что закончила и уверена, ты согласишься, что это лучшая из моих работ.

Она протянула отцу небольшой квадратный холст.

Герцог внимательно рассматривал творение дочери, Симонетта не спускала с него глаз.

— Очень хорошо. Ты отлично постаралась, и тебе удалось передать свет. Вряд ли я смог бы сделать это лучше.

— Ты правда так думаешь, папа? Неужели и тебе понравилось?! — не скрывала своей радости девушка.

— Отличная работа!

— Я так рада, папа. Ведь моя предыдущая картина тебя разочаровала, не так ли? А тут… Я неожиданно почувствовала, что все делаю верно, как будто… кто-то водит моей рукой.

Герцог расхохотался.

— О, все мы надеемся на чудо. Но в конце концов все зависит только от наших собственных усилий, нашего старания и стремления к совершенству.

Симонетта улыбнулась ему. Отец с дочерью всегда понимали друг друга.

И вдруг она заметила длинную плоскую коробку на столе и горестно замерла.

— Что ты делаешь? Ты… ты уезжаешь?

Герцог отвел глаза в сторону.

— Ты уезжаешь! Но, папа, почему ты покидаешь меня?!

И именно сейчас, когда такая невероятная красота кругом, что так и просится на холст! — восклицала Симонетта.

— Я уезжаю всего недели на две. Тетушка Генриетта позаботится о тебе, — попытался успокоить дочь герцог.

— Вовсе нет. Я думала, ты знаешь. Тетушка Генриетта прислала вчера записку с грумом, в которой сообщила, что не приедет к нам погостить, как мы ожидали. Она отправляется в Лондон.

Герцог с негодованием проговорил:

— Почему же мне ничего не сказали вчера вечером?

— Тетушкина записка лежала в холле. Она была вскрыта, и я решила, что ты уже прочитал ее.

— Ах да, теперь припоминаю. Я вскрыл конверт, начал было читать, но в это время меня отвлекли, я занялся другим делом и совсем забыл о письме.

Какое-то время оба молчали. Потом Симонетта робко спросила:

— А я… не могла бы… поехать с тобой?

— Разумеется, нет! — торопливо запротестовал герцог. — Я еду во Францию.

— Опять? Значит, ты едешь писать, да, папа? А куда на этот раз?

Казалось, герцог испытывал некоторую неловкость под градом вопросов дочери.

— Честно говоря, на сей раз я собрался в Прованс. Я снял там небольшой домик в местечке под названием Ле-Бо. Говорят, свет Там совершенно иной, чем в любом другом месте.

— Я тоже об этом читала. Ле-Бо — одно из самых восхитительных мест во Франции. Помнишь, мы говорили с тобой о трубадурах, которые писали любовные поэмы и песни в феодальных замках?

— Да, с тех пор прошло много лет.

— Я знаю. Но развалины замков еще и сейчас встречаются в горах. Как бы мне хотелось увидеть их! Больше всего на свете!

Герцог снова сел за стол и демонстративно зашуршал бумагами.

— Возможно, когда-нибудь и ты побываешь там. Но я встречаюсь в Ле-Бо с моими приятелями-художниками. Они и понятия не имеют, кто я такой. Знают только, что я пытаюсь освоить их новые взгляды на живопись.

— Уверена, эти художники скоро признают тебя отличным импрессионистом, папа, но, ты же знаешь, никто в Англии не оценит твои работы. Ведь даже твой друг Клод Моне не признан у себя на родине, во Франции.

Именно Клод Моне впервые вызвал у герцога интерес к творчеству импрессионистов. Впрочем, сам герцог прекрасно понимал, что он всего лишь любитель, который пытается писать в манере импрессионистов.

Однажды во время пребывания Моне в Англии герцог на выставке познакомился с ним. Как ни странно, они подружились.