Зачарованная Эви - Гейл Карсон Ливайн

Закончив допрос, он решил вздремнуть. Теперь моя очередь его допрашивать – если он позволит.

Когда он открыл глаза, продышался у окна и мощно – и красиво – потянулся, я спросила:

– Можно задать вам несколько вопросов?

– Да, разумеется, можно. – Но он явно смутился.

Я все равно начала:

– Что вы делаете, чтобы сохранить доброе имя?

Если я собираюсь в него влюбиться, это важно знать. Зря я не спросила то же самое у господина Питера.

– Если вы не возражаете, я не стану похваляться.

Я разозлилась, но взяла себя в руки:

– И тем не менее прошу вас: просветите невежественного огра.

Он кивнул.

– Я стараюсь со всеми быть учтивым, невзирая на знатность. – Он явно смутился. – Не лгу и, признаться, терпеть не могу говорить о себе.

Скромность. Очередное достоинство. Или нет.

– Скрывать существующие достоинства – такая же ложь, как и щеголять несуществующими.

От него повеяло изумлением – то ли от самой этой мысли, то ли от моей чеканной фразы.

– Вы позволите мне прибегнуть к огрским способам убеждения, когда я буду задавать вопросы? Тогда они вас не смутят.

Он не особенно боялся меня, но на сей раз страх вздыбился волной. Тем не менее сквайр проговорил:

– Да, если вы пообещаете, что я ничего не забуду.

Должно быть, вид у меня стал удивленный, поскольку сквайр Джеррольд пояснил:

– Не исключено, что это будет для меня полезным опытом.

Какой он благородный и как глубоко мыслит.

Я пообещала. Добыча ничего не помнит только потому, что ее потом съедают. Голос у меня стал нежный:

– Мои расспросы не раздражают вас, верно?

Страх у него мигом притих.

– Нет, не особенно.

Я проголодалась и взяла полоску сушеного мяса.

– А как еще вы поддерживаете доброе имя?

Последовал целый перечень добродетелей. Он помогает слабым, делится с бедными, слушает, что ему говорят…

Я зевнула.

Любопытно, что я подумала бы о нем, если бы была просто человеком. А с точки зрения полуогра, он был – да, достойным, да, умным, но совершенно неинтересным, и полюбить его можно было разве что как еду.

– Вы считаете себя осторожным? Или отважным? – осведомилась я.

Он даже не задумался:

– Надеюсь, я отважен и не слишком осторожен.

Я не сказала «слишком». Целительская половина не удержалась:

– Были бы вы осторожны, остались бы дома долечиваться.

Чижик не пустился бы в путь так скоро.

Хорошие манеры и зЭЭн не позволили сквайру возражать. Я попросила продолжить перечень достоинств, и он, естественно, послушался. Я заметила, как изящно двигаются его губы, когда выговаривают слова. Он всегда сразу исполняет обещания, хорошо обращается с лошадью и собакой, помнит дни рождения друзей и упражняется в фехтовании и стрельбе из лука, даже когда ему хочется заняться чем-то другим.

– А чем именно?

– Поспать лишний час, просто ничего не делать, поиграть в кости, но это порок, поэтому я себе не позволяю. Я играл всего раз, и мне слишком уж понравилось. Впрочем, долго спать и ничего не делать я тоже себе не позволяю.

– Должно быть, вам приятно, что вы успешно сопротивляетесь соблазнам.

– Мне было бы неприятно, если бы я сделал что-то, что мне самому не нравится. – Я ощутила его досаду. – Разве это не очевидно?

– Однако многие так поступают.

– Их право. Не думаю, что против них нужен закон. – Он помолчал. – Вероятно, стоит принять закон против игры в кости или же придумать, как запретить людям проигрывать все свои деньги. Стоит об этом подумать. – Он очаровательно улыбнулся. – Благодарю вас.

Что бы мне еще такого узнать, что можно выяснить только при помощи зЭЭна? В голову ничего не пришло, поэтому я сменила тон:

– Я закончила.

Увы, я не вспомнила о вопросе, который дал бы мне самые важные сведения – и с зЭЭном, и без.

– Почему вас так интересует моя репутация?

Что ему ответить?

– Хозяин по доброте своей считает вас совершенством. – Я улыбнулась. Он дернулся при виде клыков. – Похоже, он прав, – поспешно добавила я.

– Если я хороший человек, то лишь потому, что мне было с кого брать пример.

– Ваш дедушка поразительно добрый. Не всякий решится пустить в дом огра.

Дальше мы ехали молча, а я думала о любви.

Мой рецепт приворотного зелья гласил, что нужно растереть в кашицу листья барвинка, лепестки бархатцев, несколько пиявок и дождевого червя, а затем разболтать все это в вишневом соке. Я дважды готовила это средство, и, по словам довольных покупателей, оно подействовало. Но что же такое любовь, если ее может вызвать кашица из дождевого червя при приеме внутрь?

Мама говорила, что полюбила отца, поскольку они дружили, а у нее бежали мурашки. Но у меня-то мурашки бегут от чего попало. Чем вкуснее человек на вид, тем сильнее мурашки. От них никакого толку!

После зЭЭна я знала о достойном сквайре Джеррольде столько, сколько дало бы долгое знакомство. А господин Питер, наоборот, был умен, хитер, забавен, загадочен, непроницаем, как туман, и скользок, как мокрый мох. Короче говоря, привлекателен.

Чижик, которого я знала лучше всех, был чуток, мил, сострадателен, добр, вдумчив, верен, предан и надежен.

Одновременно и беспомощен, и всегда готов прийти на помощь. Забавен, как сэр Питер, но гораздо нежнее. Чувствительный, нервный. И всегда где-то на втором плане – до сих пор.

– Все ли жители Фрелла обречены на болезнь? – осведомился сквайр Джеррольд.

Я улыбнулась, не забыв, что нельзя разжимать губы.

– Заразятся все, кто не переболел раньше.

– Они умрут?

– Ваш дедушка и Дуб остались живы. Я не знаю, лечили ли их пурпуриной и вообще лечили ли. Знаете ли вы, сколько врачей, знахарей и целителей занимаются своим ремеслом во Фрелле?

Не знаете. Чижик знал бы.

Что же мне теперь делать – сейчас, в этой карете, один на один со сквайром Джеррольдом?

Я заговорила о книгах – удобная тема, когда хочешь с кем-то подружиться. Он любил альманахи, я предпочитала романы и книги по медицине. Однако, слушая о его пристрастиях, я улыбалась и кивала, чтобы он знал, что я их уважаю и в целом обладаю широким кругозором, а главное, настроена дружить.

Стихи нам с ним не нравились, что опять заставило меня вспомнить о Чижике, большом любителе поэзии. Кроме того, мы со сквайром Джеррольдом сошлись на том, что презираем волшебные сказки, о которых я теперь так много знала на собственном горьком опыте. Добрые феи отнюдь не такие уж добрые!