Госпожа камергер - Виктория Дьякова

Ее размышления прервала третья танцовщица. Вырвавшись под звон бубна из-за кулис, она сбежала в зал и упала в объятия князю Потемкину. О, она оказалась намного красивее других! Черные глаза ее напоминали глаза газелей, карминные губы обнажали в улыбке ровные, белые как жемчуг зубы, а ножки, мелькавшие под широкой юбкой, казались маленькими и очень быстрыми.

Мужчина с гитарой поместился среди офицеров на полу, а две женщины сели рядом с ним. Третья же, красавица, осталась стоять рядом с Сашей, слегка наклонив голову вбок и согнув колени, словно птица, которая ищет, где бы ей сесть на ночлег.

Цыган ударил по струнам гитары и громко запел, две женщины подхватили ему… А красавица-плясунья все стояла, словно заснув, и все не сводила глаз с Потемкина. Когда же они закончили песню, она запела соло – на редкость мягким, хватающим за душу голосом, остальные же вторили ей. Мелодия ее песни, глубокая и щемящая, немного дикая и тягучая, царапала сердце – она походила на песнь плененной птицы, которая поет не для людей, а для широких просторов и для самого Бога.

Вдруг струны взвизгнули под пальцами цыгана – две женщины вскочили и стали кружить, размахивая юбками и звякая монисто, вокруг солистки, которая сначала лишь изгибалась в такт музыки. Потом она стала двигаться все быстрее, быстрее. Глаза ее, подернутые перламутровой дымкой, расширились, губы сладострастно вздрагивали, открывая ряд жемчужных зубов.

Не утерпев, князь Потемкин вскочил на стол, потом спрыгнул с него, обнял цыганку в танце и прильнул губами к ее плечу. Она вскрикнула, точно ее коснулось раскаленное железо, отскочила в сторону, маня его за собой. Она убегала, он преследовал ее, она снова убегала, он снова преследовал – все слилось в единый порыв, в единый безумный круговорот. Звуки гитары становились все более призывными. Пляшущие цыганки под общий одобрительный офицерский крик били в ладоши, как в цимбалы, цыган же упал на пол и играл на гитаре, лежа на спине.

А Саша… Саша подхватил красавицу на руки – она обхватила его шею, впилась в его рот губами – и до Мари-Клер долетел неведомый ей запах дурманящих трав, который исходил от танцовщицы. Под аплодисменты, овации и звон бьющихся бокалов Саша отнес танцовщицу за кулисы. Офицеры же бросали цыганам деньги, украшения…

Заливаясь слезами, Мари-Клер и сама не помнила как добралась до Таврического дворца. Над Невой гулял холодный, пронзительный ветер. Ее уже искали – обнаружив исчезновение Мари-Клер, княгиня Лиз разослала дворовых по всему Петербургу. Все мысли юной девушки, все ее представления о Саше – все было разбито, растоптано в ту злосчастную ночь. Конечно, и мысли и чувства ее в ту пору были наивны, они не могли бы долго жить. Только кто бы сказал ей тогда такое…

Она рыдала без удержу на коленях княгини Лиз, называя себя несчастной и некрасивой и проклиная своих родителей за то, что они породили ее на свет. Она ударялась головой о подушку, и Лиза едва удерживала ее.

– Он не любит, не любит меня, – говорила она, заливаясь слезами. – Ах, Боже, я хочу обратно. Я хочу в Каталану. Для чего я приехала сюда, для чего появилась на свет?!

– Но кто? Кто он, о ком ты говоришь, девочка моя, – ошеломленно спрашивала ее княгиня и, прижимая голову девушки к груди, гладила по волосам. – Кто он?

– Ах, ваша светлость, я некрасива, – почти стонала Мари, – ах, если бы я была так красива, как вы, я бы была счастливее. Я – дурнушка, по сравнению с ней я – дурнушка, он никогда не обратит на меня внимания…

– Но кто эти он и она, я не пойму, – княгиня отстранила Мари-Клер и внимательно посмотрела в ее заплаканное лицо, – где ты была? Что случилось? Когда все это могло случиться?

– Я была… – Мари-Клер запнулась, боясь признаться, – в клубе… На Галерной… Там Саша… Князь Саша, – Она не выдержала и снова зарыдала, упав лицом на руки Лиз.

– Ты видела там моего Сашу? – спросила княгиня озабоченно – она вполне догадывалась, но сама боялась верить. – И что же Саша? Зачем ты ходила туда? Разве я не говорила тебе, что молодой девушке не то что поздно вечером, даже в светлое время нельзя выходить без сопровождения. Это в конце концов опасно. Выходить вообще нельзя. Можно только выезжать экипажем. Ты же не простолюдинка. Что подумают о тебе, что ты, юная девица из благородной семьи, которую только что принимал император, скитаешься ночами по офицерским клубам? Миленькая, это дурной тон. Тебя кто-то видел там? – допытывалась она. – Из наших знакомых?

– Я не помню, не помню, – простонала Мари, не поднимая головы, – там было очень много людей. И все мужчины в мундирах…

– Господи помилуй! – Лиза перекрестилась. – Зачем тебя понесло туда? – И осторожно поинтересовалась: – Из-за Саши?

– Да, – всхлипнула Мари-Клер. – Он уехал с бала, не сказав мне ни слова, он просто бросил меня. Мне так хотелось…

– Чего тебе хотелось? – Княгиня повернула ее голову к себе. – Посмотреть, с кем он проводит время? – Она сама закончила за Мари-Клер, и брови княгини сердито дрогнули. – Никогда не делай так, – строго сказала она, – даже когда ты выйдешь замуж, даже когда очень сильно будешь влюблена. Благородная дама не должна так себя унижать. Нам не пристало бегать за господами офицерами, какими бы героями они не оказались. Это они должны добиваться нашего внимания, а мы – решать, кто из них достоин нашего взгляда, а кто нет. Необходимо блюсти приличия и воздерживать себя, проявляя гордость. Повторяю, ты принадлежишь к благородной семье и по рождению – мать твоя происходила из старинного и знатного рода, ну и тем более теперь, когда ты напрямую имеешь отношение к Потемкиным. Здесь, в России, такое родство, пусть даже и не по крови, а всего лишь по воспитанию, очень много значит. В каком свете ты выставляешь нас всех. – Мари-Клер испуганно примолкла. Немного помедлив, княгиня спросила ее: – И что же Саша? Что же он делал там, в офицерском клубе? Волочился за цыганками?

– Как вы догадались, ваша светлость? – Мари в изумлении подняла лицо.

– Догадаться нетрудно, – грустно улыбнулась ей Лиза. – Особенно с моим опытом жизни, девочка моя.

– Одна из них такая красивая. – На глаза юной француженки снова навернулись слезы. – Мне никогда не сравниться с ней? Наверное, он любит ее…

– Я очень в этом сомневаюсь. – Лиза обняла ее и, повернув на спину, вытерла платком щеки. – Когда Саша был маленьким, – продолжала она со скрытой нежностью, – я старалась воспитывать его в строгости. Я часто задавала себе вопрос, каким он вырастет. Ведь он не просто мальчик из благородной дворянской семьи, он – сын императора. Отец же, благословенный государь Александр Павлович, за императорскими своими заботами о Саше скучал и потому баловал его безмерно. Все, что я запрещала ему, он все ему позволял. А если государь-император разрешает шалить – кто же скажет против. К тому же зная, что он единственный сын императора, его баловали все, кому не лень, – от того же Дениса Давыдова до генерала Багратиона и фельдмаршала Кутузова. Они хотя бы делали это искренне, потому что любили моего отца, князя Потемкина, служили моей матери, государыне Екатерине. Но случались и иные примеры – через внимание к Саше часто старались добиться расположения государя, и мне приходилось ограждать его от опасности оказаться вовлеченным в интриги в столь юном возрасте.