Грузия - Ольга Комарова

НИКОЛАЙ (дает ей всю пачку). И по-моему, вы вообще не курили.

ЖЕНЯ. Верно, здесь не курила.

НИКОЛАЙ. А если где-то еще, то я не видел.

ЖЕНЯ. Ха-ха!

НИКОЛАЙ. Что вы смеетесь?

ЖЕНЯ. Видели вы меня, еще как!

НИКОЛАЙ (начинает беспокоиться). Не помню.

ЖЕНЯ. Какого цвета у меня волосы?

НИКОЛАЙ. Желтые.

ЖЕНЯ. Правильно, краска желтая, а на самом деле?

НИКОЛАЙ. Не знаю.

ЖЕНЯ. Красивого пепельного оттенка. И еще у меня были очки, вот такие вот большие.

Женя при помощи пальцев изображает очки и через них смотрит на Николая.

ЖЕНЯ. И теперь не узнаете? А так?

Она извлекает откуда-то настоящие очки и цепляет их на нос, смешно задрав его кверху.

НИКОЛАЙ. Что это, Женя?

ЖЕНЯ. Где вы были вечером накануне того дня, когда вам сообщили о Димкиной гибели? Ведь в Москве?

НИКОЛАЙ. Женя, я…

ЖЕНЯ (нараспев, как рассказывают сказку, как «жили-были»). Невестка Фамарь…

НИКОЛАЙ. Не надо…

ЖЕНЯ. Невестка Фамарь тогда надела на лицо покрывало, чтобы стать совершенно похожей на блудницу, и села у дороги. И вот, он увидел, старый романтик, — у дороги сидит блудница, — и она спросила: «А что ты мне дашь?» — и он дал ей кое-что, и вошел к ней, и она зачала, и родила сына… Это ваша зажигалка? (Щелкает зажигалкой и долго держит огонек у самых своих глаз.) Вот. Невестка была в очках и с пепельными волосами, а когда она сняла очки, в комнате было уже темно, и вы не видели ее лица. Кроме того, у нее не очень-то запоминающееся лицо — все красавицы похожи. И она собирается родить сына, чтобы продолжить ваш род людям и курам на смех…

НИКОЛАЙ. Как же можно…

ЖЕНЯ. Вам стыдно за меня? Ах, вам за себя стыдно… Бросьте, мужчина имеет право иногда расслабиться, особенно в чужом городе, и далеко не всегда это имеет такое многозначительное продолжение.

НИКОЛАЙ. Как же вы…

ЖЕНЯ. А вот так вот. Вот так вот.

НИКОЛАЙ. Ну ладно, я, может быть, этого и заслуживаю, но за что вы Ольгу так оскорбили? Она же так радуется сейчас, что у нее будет внук…

ЖЕНЯ. А она ему вовсе не бабка, а чужая тетка. Ну и пусть радуется. Она же об этом не узнает… о том, что ребенок ей даже не родственник.

НИКОЛАЙ. Сейчас вы возьмете свой чемодан и уберетесь отсюда.

ЖЕНЯ. И не подумаю… И тогда ему донесли: вот, невестка твоя, Фамарь, впала в блуд и беременна от блуда, — и он сказал: «Пусть ее сожгут», — но она показала ему зажигалку и спросила: «Чья это зажигалка?» — и тогда он сказал: «Она правее меня… Ибо в царстве морали нет места для смешного, а если подумать головой, то это ужасно смешно».

НИКОЛАЙ. Уезжайте, прошу вас. Я дам вам денег на первое время, а там — как хотите.

ЖЕНЯ. Ой, не торопитесь принимать решения, как-никак, у нас с вами будет сын. А если я уеду, Ольга обо всем догадается, она не дура. И я никого не обидела. Я только собираюсь родить вам нового Димку, взамен того, фарфорового, что свалился с этажерки и разбился вдребезги, так что его даже родная мама узнать не могла. Пусть зовут его Дмитрий Дмитриевич — какая разница для меня? А вам не все ли равно, Ольгина в нем кровь или моя? А я — настолько-то я еще человек, чтобы самостоятельно выбрать себе хотя бы мертвого мужа, — я хочу жить в том доме, который построили вы, куда я ни за что бы не попала, если бы первый Дмитрий был жив, но не потому что я для него плоха, а потому, что его время началось бы не раньше вашей смерти, а мое тогда бы уже наверняка кончилось. Поймите, все решилось как нельзя лучше — у вас будет сын, у меня дом.

НИКОЛАЙ. Я начинаю подозревать, что вы сами его убили.

ЖЕНЯ. Ха-ха! Нет, честное слово.

НИКОЛАЙ. Какое у вас может быть честное слово?

ЖЕНЯ. Самое обыкновенное. Кого я обманула? Во-первых, вас никто не неволил, и вы отлично знали, что от этого бывают дети, а во-вторых, речь не идет о вашей любви, наплевать я на нее хотела, а о продолжении рода. Я-то ведь осталась на всю жизнь без мужа, не так ли? Я что, радоваться сюда приехала? Как же вам не совестно? И что вы мучаетесь — сын ведь у вас, новенький, свеженький, которого вам уже не угробить, об этом я позабочусь. Во всяком случае, филологом он не будет. Что за игры здесь затеяли: отец писатель, сын филолог, мать в прошлом редактор, а ныне просто мать… У вашего нового ребенка, считайте, вовсе нет матери. Эх вы, Коля, отец семейства, он же церемониймейстер, он же мудрец-сказочник… Ничего не изменилось. Подумаешь, одной женщиной в доме больше… Еще неизвестно, что будет с вашей Машей. Вот когда вы мне обрадуетесь!

НИКОЛАЙ. Кажется, ваша мать в сумасшедшем доме? Возможно, это у вас наследственное?

ЖЕНЯ. Нет, Коленька, я не сумасшедшая, я остроумная, хоть и не веселая. Однако где Ольга? Я хочу есть.

НИКОЛАЙ. Только не трогайте Ольгу, ради Христа.

ЖЕНЯ. Да я не буду ее трогать — она мне не соперница, я к вам в жены не набиваюсь.

НИКОЛАЙ. Вся ваша прошлая и будущая жизнь, стало быть, одна невеселая острота?

ЖЕНЯ. Ага. Не поэтическая, но рассудочная фигура, если можно так выразиться.

НИКОЛАЙ. А не шарлатанство ли это?

ЖЕНЯ. А это вы слишком многого от меня хотите, чтоб умная, красивая, Жан-Полем занимается — и к тому же не шарлатанка.

НИКОЛАЙ. Я от вас, поверьте, ничего не хочу.

ЖЕНЯ. А я хочу есть.

Входит Ольга с подносом, и, пока Женя помогает ей накрыть на стол, Николай стоит, отвернувшись к окну…

Мне грустно оттого, что я не могу взять со стола какой-нибудь кусочек.

ОЛЬГА. А, вы уже пили без меня?

НИКОЛАЙ. Да, немного.

ЖЕНЯ. Сейчас выпьем все вместе.

ОЛЬГА. Пожалуйста, садитесь.

Они садятся, Николай разливает вино, некоторое время все молчат.

Никто, кроме меня, не видит, как входит Димка. Он останавливается и любуется всей компанией.

ДИМКА. Дверь была не заперта. Я, похоже, успел вовремя. Так торопился на свои поминки.

Все обернулись. Женя медленнее остальных.

ЖЕНЯ. Пошляк!

ДИМКА (Жене). Ха! Что ты здесь делаешь, а?