Грузия - Ольга Комарова

…И снова приступ нежности — и снова ничего не помню…

Работу я бросил, я был занят лишь Виолеттой. Ни один из нас больше не приближался к письменному столу.

А дальше… Я не собираюсь этого подробно описывать — это роман не про любовь, а про любовный напиток. Ни меня, не ее, ни одиночества больше не было, да и неоткуда нам со своим одиночеством взяться. Как долго это продолжалось — не знаю, должно быть, несколько месяцев. Деньги давно кончились — кончились и книжки в шкафу — продать больше было нечего. У нас отключили телефон, потому что мы за него не платили. Я не удивился бы, если 6 оказалось, что за пределами нашего дома вообще ничего нет — будь там все по-прежнему, за мной давно пришел бы участковый — хоть посмотреть, жив ли я, хоть провести беседу о тунеядстве (правда, я считаю, что тунеядства не было, мы просто проживали накопленный мною для будущего благополучия маленький капитал, но вряд ли он спросил бы мое мнение).

Виолетте теперь вообще не нужно было одеваться. За продуктами и сигаретами бегал я, а она, если не лежала в постели, то все равно далеко от нее не отходила. Простыни стали серыми — стирать их было нечем, мы экономили деньги, да и грязь это была своя, родная, она не пугала нас. С каждым днем наши ласки становились все более бурными, наслаждение все более острым, мы глубже и глубже проникали друг в друга, предел звериного счастья отодвигался все дальше, в бесконечность, в уничтожение, в ничто. Говорить нам было не о чем, беседу заменили лепет, мурлыканье и вздохи разных интонационных оттенков. Думать тоже было нельзя, — а зачем думать, если нет проблем, если сказка про двух любовников без прошлого так скоро закончилась, и наступило то время, которое запросто умещается в короткой фразе: они жили долго и счастливо и умерли в один день…

Они умерли, а я выжил. Клянусь, мне и сейчас страшно думать, а тем более писать о Виолетте, но я выжил, выздоровел. Вот так случился-таки спасительный пустячок — клякса, повернувшая строку вспять, на этот раз наперекор цыганке. Однажды меня постигла неудача в постели. Это было неожиданно… Виолетта испугалась не меньше моего, мы кричали, кусали друг друга, даже били, потом успокаивались и начинали снова, но результат был тот же… Мне показалось, что весь мир проваливается в тартарары…

И тут я очнулся. Внезапно, как на картинке, сразу, я увидел все: безобразно загаженную комнату с прилипшими к стенам насекомыми, пишущую машинку, на которой валялся Виолеттин лифчик, брошенный ею туда, быть может, месяц назад, когда она в последний раз его надевала, чашки с остатками кипятка (чай был для нас слишком дорог) — и все это было завалено окурками и покрыто сероватым налетом пыли и сигаретного пепла.

Не приведи господи испытать такое! Я встал, трясущимися руками натянул брюки прямо на голое тело, вытащил — почему-то из книжного шкафа — несвежую сорочку и, одевшись, вышел.

Было темно — вечер. Я поглубже засунул руки в карманы, чтобы не очень замерзнуть. Попросив у прохожего двушку, я позвонил матери. Что говорил? Что-то говорил, а она обещала сейчас же приехать.

Я долго еще бродил по городу, а когда утром пришел домой, Виолетты там не было.

Все, как по волшебству, стало чисто и красиво — ни пылинки. Занавески на окнах — и те были новые, видимо, мама привезла их с собой. Под потолком на кухне на веревках сушилось белье. На белоснежной постели — угол одеяла был отогнут — лежала всего одна подушка, чистая одежда висела на спинке стула, чтобы я сразу заметил. На столе под льняной салфеткой был мой завтрак. И нигде никаких следов Виолетты.

Я так и не узнал тогда, сделала ли мама это все одна, или Виолетта, перед тем, как исчезнуть, помогла ей…

В ванной я нашел чистое полотенце, превосходное ароматное мыло и новый бритвенный станок, и лезвия, взамен старых, заржавевших.

С наслаждением вымывшись, я оделся, позавтракал и лег спать. Это был последний раз в моей жизни, когда я спал днем.

Постепенно все восстановилось, я опять начал работать, заново познакомился со своими друзьями, только мать почему-то избегала встреч со мной.

Прошло еще три года — все чаще поступали заманчивые предложения от разных издательств (теперь я работал не только как журналист и переводчик, но и как самостоятельный автор).

Я женился. Мать приезжала в ЗАГС, но на венчании присутствовать не могла — была нездорова.

Через год у меня родилась дочь — Саша.

А недавно мне рассказали о Виолетте. Оказывается, моя мать поселила ее у себя, оформив как домработницу. Вот так. Все.

Но Виолетта…