Assassin's Creed. Последние потомки. Участь богов - Мэтью Дж. Кирби
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Где ты ночуешь сегодня, Харальд? – спросил он.
Тот помедлил с ответом, и Стирбьорн заподозрил предательство в его молчании.
– Буду спать на своем корабле, с моими людьми, – ответил Харальд.
– Чтобы уплыть до восхода солнца? – спросил Стирбьорн. – Чтобы потерять остатки достоинства?
Харальд вернулся к костру и посмотрел на Стирбьорна сквозь пламя.
– Из уважения к жене и делая скидку на твою молодость, я сделаю вид, что не слышал твоих оскорблений. Но я не буду делать это бесконечно.
Стирбьорн поднялся и обошел костер, чтобы встать над датчанином.
– Хочешь защитить свою честь?
Вопрос звучал угрожающе, и сделанный Харальдом шаг назад показал, что тот все понял правильно.
– Я буду защищать свою честь, когда придет мое время и тем способом, который выберу сам. Доброй ночи, Стирбьорн, – сказал Харальд и снова развернулся, чтобы уйти, но Стирбьорн схватил его за плечо и развернул.
– Будешь спать сегодня здесь, – сказал он. – У моего костра.
Харальд помотал головой:
– Нет, Стирбьорн. Я буду спать на своем корабле.
– Я тебе не доверяю настолько, чтобы позволить тебе спать на твоем корабле. Но я знаю, что твои люди без тебя не уйдут, значит, ты будешь рядом со мной, пока мы не двинемся дальше.
– Что я могу оставить тебе в залог, раз уж тебе недостаточно того, что я женат на твоей сестре?
– Оставь мне свой кинжал, – ответил Стирбьорн.
Стирбьорну не пришлось долго думать над ответом, и, так же, как у него, ощущение предвкушения росло у Шона.
– Ни за что, – уперся Харальд.
– Не оставишь мне кинжал, – сказал Стирбьорн, – никуда не пойдешь.
Харальд нахмурился и попытался оттолкнуть его, но Стирбьорн схватил его за плечи, поднял над землей и прижал к дереву. Не слишком сильно, чтобы не убить его, но достаточно жестко, чтобы он понял, как легко может расстаться с жизнью. Харальд дернул ногами, поморщившись, и утер кровь, потекшую из раны на голове. Стирбьорн видел ненависть, бурлившую в нем, и понимал, что однажды Харальд попытается его убить. Но не сегодня.
Вместо этого Харальд потянулся вниз и снял с пояса кинжал и с трудом вложил его Стирбьорну в руку.
– Когда твоя сестра будет оплакивать тебя, я буду рядом, чтобы утешить ее, – сказал он. – Так и знай.
С этими словами Харальд пошел прочь от костра и исчез в темноте.
Стирбьорн посмотрел на кинжал. Воистину, это было странное оружие с изогнутым зубчатым лезвием и необычной рукоятью, отделанной кожей. Не особо впечатляюще для христианской реликвии, особенно если сравнивать с молотом Тора или копьем Одина. Толк от него был лишь в том, что с его помощью можно было контролировать Синезубого. Улыбнувшись, Стирбьорн прикрепил его к поясу, Шон же в своем воспоминании рассмеялся.
– Исайя! – воскликнул он. – Кинжал у меня!
– Отличная работа, Шон. Мы почти у цели, но давай не будем забегать вперед. Нужно еще выяснить, что твой предок сделал с зубцом.
– Верно, – Шон напрягся, чтобы сдержать эмоции. – Разумеется.
– Я смотрю, Стирбьорн собрался спать. Может, немного ускорим воспоминание?
– Хорошо, – ответил Шон, и симуляция пронеслась перед ним в дымке, словно отдельные фрагменты сна. Тролли, собаки, разрубленное дерево и потоки воды, затем темнота. Все это великолепие резко оборвалось, когда Палнатоки разбудил Стирбьорна, утянув Шона обратно в глубины сознания его предка.
– Который час? – спросил Стирбьорн, усаживаясь. Он потянулся за кинжалом и осознал, что тот все еще висит на поясе.
– Несколько часов до рассвета, – сказал Палнатоки.
Стирбьорн нахмурился.
– Зачем тогда ты меня разбудил?
– Синезубый, – ответил Планатоки. – Он ушел со своими кораблями.
Умирающий пещерный человек взглянул на них тоскливыми водянистыми глазами. Оуэн не знал, точно ли тот был первобытным человеком, но выглядел он именно так. Человек был одет в кожу и мех, никакой ткани на нем не было. Его темно-коричневая кожа была сморщенной, и черная грязь забилась в складки и морщины, в длинных седых волосах и бороде застряла солома.
– Мы можем помочь? – спросил Оуэн. – Вы ранены или больны?
– Ты задаешь сложные вопросы, – ответил человек.
Оуэну они не казались сложными. Он посмотрел на Грейс, она лишь едва заметно пожала плечами.
– Вы не предотвратите мою смерть, если вы об этом спрашивали, – сказал человек. – Время пришло, я подошел к концу своих скитаний.
– Как вас зовут? – спросила Наталия.
– Мое имя? Я оставил его позади, на Пути, много лет назад. Мне не было от него пользы, оно только тянуло меня вниз.
Его Пес, похоже, осознал, что привел помощь, и расслабился. Он улегся рядом с человеком и со вздохом положил голову ему на колени, и каждые несколько мгновений он поднимал желтые глаза, чтобы заглянуть в лицо хозяина.
– У вашей собаки есть имя? – спросил Оуэн.
– О, она не моя.
Оуэн нахмурился.
– Но я думал…
– Она больше не моя. Ни больше, ни меньше, чем я – ее.
Незнакомец посмотрел вниз и улыбнулся, обнажив редкие зубы серого цвета. Он пригладил шерсть на широкой голове Собаки и почесал ее за ухом. Собака закрыла глаза.
– Думаю, вы можете назвать ее как-нибудь, как вам угодно, – сказал незнакомец. – Я зову ее просто Собака. Мы прошли вместе самые темные дороги и самые красивые дороги тоже.
– Вы путешественник? – спросила Наталия.
Незнакомец, кажется, на мгновение задумался.
– Думаю, путешественник держит в голове место назначения. Место, куда он должен прийти. У меня такого нет.
– То есть вы просто скитаетесь? – спросил Оуэн.
– Да, – кивнул незнакомец и, улыбаясь, указал пальцем на Оуэна. – Да, я Скиталец.
Он снова посмотрел на Собаку, и его улыбка пропала.
– Скоро я уйду туда, куда она не сможет пойти.
– Вы точно умираете? – спросила Грейс. – Может, вы…
– Я не чувствую ног, – ответил он.
Затем он поднял правую руку, сжал и разжал кулак.
– Мне холодно. Я чувствую, как жизнь покидает меня, уходит в землю. В этот камень за моей спиной. В этот холм.
– Сожалею, – произнесла Грейс.
– Почему? – спросил он. – Я наблюдал чудеса и ужасы, видел красоту и повседневные вещи. Я всю жизнь задавал вопросы. Я находил ответы, а иногда находил еще больше вопросов, и довольно часто. Когда мне особенно везло, я находил истину.