Assassin's Creed. Последние потомки. Участь богов - Мэтью Дж. Кирби

Прикованный к «Анимусу», Шон ничего не мог поделать, когда Исайя двинулся к нему через церковный зал с неполноценным Трезубцем в руках.

– До сих пор я полагался только на твою верность, – сказал Исайя. – Но, похоже, теперь я должен показать тебе, что такое страх.

Шон не понимал, что он имеет в виду, но еще до того, как ему удалось это выяснить, в его разум ворвалось изображение, вытеснившее оттуда все остальное. Это было сильнее, чем любая симуляция. Это было еще до аварии – страх, который возникал постоянно до того, как его жизнь превратилась в нечто незапланированное и невообразимое.

Он стоял на футбольном поле. Его сокомандники повернулись к нему спиной, идя навстречу соперникам, чтобы поздравить их с очередной победой. Победой, которая стала возможна из-за того, что Шон все испортил. Этот страх посещал его в разных вариантах – он касался не только футбола, но и баскетбола, и волейбола. Не важно было, как именно он подвел команду. Как только Шон начинал заниматься новым видом спорта, страх изменялся, чтобы соответствовать его новому увлечению, но стыд оставался. Стыд за то, что зрители и его команда видели его провал. За то, что он разочаровал их. И страх при мысли о том, что они говорили и о чем думали у него за спиной. Убежденность в том, что они были правы.

Он лишен таланта. Он ни на что не годится.

Фактически, он ужасно играет, как бы долго и усердно он ни тренировался. Наверное, ему стоит закончить со спортом и тем самым сделать всем большое одолжение. Он знал, что тренер и товарищи по команде хотят, чтобы он ушел, но воспитание мешало им сказать это прямо. Его держали в команде из жалости. У него начинал болеть желудок от мысли о том, что придется идти в раздевалку вместе со всеми остальными. Его будут хлопать по спине и говорить, что все нормально, но все было не нормально. Он хотел бы, чтобы поле разверзлось перед ним и поглотило его, чтобы никто не нашел его, чтобы все забыли про него, лишь бы больше не сталкиваться со всем этим.

Он был бесполезен. Более чем бесполезен – он мешал другим людям.

– Шон, – послышался утешающий голос.

Видение исчезло, и Шон вернулся в церковь. Перед ним стоял Исайя. Щеки Шона были влажными – он понял, что плакал.

– Что бы ты только что ни увидел, – сказал Исайя, – я могу освободить тебя от этого. Но только если ты послушаешь меня и сделаешь, как я говорю. Твой предок, Стирбьорн, был упертым человеком, и я думаю, что это передалось и тебе посредством эффекта крови. Но мне нужно, чтобы ты оставался сильным и противостоял ему. Я хочу, чтобы ты помнил, зачем мы здесь, и насколько важно твое участие. Я горжусь тем, что тебе уже удалось сделать. Ты и я – вместе мы можем завершить начатое.

Пока Исайя говорил, Шон начал чувствовать под собой твердую почву. Он понял, что у него нет причин бояться провала. Пока у него был Исайя, не важно, что его сокомандники и тренеры говорили о нем. Как бы сильно он ни ошибался раньше, сейчас это не имело значения, потому что у него был Исайя, и он верил в то, что Исайя говорит.

– Ты готов вернуться в воспоминания твоего предка? – спросил тот.

Шон кивнул.

– Готов.

– Превосходно.

Двери церкви распахнулись, и внутрь проскользнули несколько техников. Они повозились с «Анимусом», и вскоре симуляция снова была готова. Исайя надел шлем на голову Шона и крепко сжал его плечо, прежде чем снова забросить его в дикую реку Стирбьорновых воспоминаний. Спустя несколько мгновений он уже стоял на носу корабля между Палнатоки и Харальдом Синезубым, плечом к плечу с ними.

Спокойные воды озера Меларен обещали, что эта часть похода будет легкой, хотя их путешествие до сих пор шло не так гладко, как того хотелось бы. По пути они остановились в нескольких селениях, чтобы набрать людей в свое войско, но присоединились к ним немногие. Похоже, что в отсутствие Стирбьорна достоинство стало редкой чертой среди свеев, в то же время стало известно, что леса наводнили коварные тролли, прятавшиеся высоко на деревьях и готовые прикончить любого, кто последует за Стирбьорном. Однако Стирбьорн не верил в троллей. Суеверие это или нет, для него не имело значения, потому что у него было достаточно людей, чтобы разгромить Эрика, и скоро он уже войдет в устье Фюрис. Оттуда по реке они пойдут к Уппсале и будут биться.

Палнатоки, кажется, желал этого так же, как и сам Стирбьорн, и все йомсвикинги, которые посвятили себя войне, согласно заветам. С другой стороны, они не прошли и лиги без того, чтобы Харальд не продемонстрировал трусость, о которой уже начинали судачить. Тот не снимал руку со своего кинжала. Стирбьорна оскорбляло, что его сестра замужем за этим датчанином, как бы велики ни были его власть и государство.

– Что это такое? – наконец спросил он у Харальда, указывая кивком на кинжал. – Странный клинок. Думаю, пользы от него никакой. Однако ты в него вцепился, как поросенок в мамкину титьку.

Белое лицо Харальда покраснело от злости.

– Это для тебя в нем ничего особенного.

– Если бы было так, я бы не спрашивал.

– Тогда это просто ничто.

– Сомневаюсь. Что он для тебя значит?

Харальд замолчал и сжал челюсти, и это был первый знак решимости, который он продемонстрировал за все время. В этот момент интерес Стирбьорна к клинку дошел до той точки, когда его уже невозможно было игнорировать. Шон ждал подобного момента, когда его предок наконец-то заметит частицу Эдема.

– У меня к тебе выгодное предложение, – сказал Стирбьорн.

Харальд сурово посмотрел на него. Палнатоки, стоявший с другой стороны, слушал и наблюдал за происходящим с проблеском веселья в глазах.

– Не хочешь спросить об условиях сделки? – поинтересовался Стирбьорн.

– Нет, – ответил Харальд. – Я скажу тебе все то же самое.

Стирбьорн повернулся к Харальду и развел руки.

– Я отпущу тебя. И твоих людей, и корабли. Прямо здесь и прямо сейчас.

Харальд посмотрел на него глазами рыбы, заметившей приманку на крючке.

– Клянусь, – продолжил Стирбьорн. – Если дашь ту цену, которую я прошу, я отпущу тебя, и ты сможешь вернуться к своей жене, моей сестре, с честью.

– И какова цена? – спросил Харальд, прищурившись. – Полагаю, ты хочешь мой кинжал? Но я тебе его не отдам, ни за…

– Нет, – сказал Стирбьорн и посмотрел в другую сторону, будто вдруг заметил вдали берег, более интересный, чем их разговор. – Мне не нужен твой кинжал.

– Тогда что тебе нужно? – спросил с раздражением, и Палнатоки подался вперед, будто он тоже ждал ответа.

– Я хочу взять твой кинжал, – ответил Стирбьорн, – и бросить в воды Меларена.

Палнатоки рассмеялся. Харальд – нет.

В этот момент Шон почувствовал панику, осознав, что кинжал может затеряться где-то на дне весьма глубокого озера – все зависит от того, как дальше пойдет воспоминание. Это будет означать конец симуляции. Но это не мог быть конец. Он не может подвести Исайю.