Пожарная застава квартала Одэнматё - Дмитрий Богуцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Куда? — возмущенно воскликнул старик Такэдзо. — А поговорить?
Но они не вернулись.
— Меч-то какой убогий. — Такэдзо повертел в руке подобранный меч здоровяка. — Ума не приложу, как ты с ним будешь обходиться. Ножны-то сбежали!
Он обернулся, прищурившись, с мечом в руке, когда из темноты выступили несколько вооруженных воинов в лаковых доспехах. Первый среди них, фактически юноша, едва-едва старше меня, с серебряным полумесяцем на шлеме, окинул нас внимательным взглядом и внезапно, сняв шлем, низко поклонился Такэдзо:
— Я рад вас видеть, почтенный господин...
— Сэммэй Такэдзо мое имя нынче, — перебил его старик, и молодой воин удивленно приподнял бровь.
— Как вам будет угодно, господин Сэммэй. Рад встретить вас в полном здравии и расцвете сил.
— Вы знаете меня? — заинтересованно спросил старик Такэдзо.
— В доме моего отца в почетной нише хранится одна из ваших работ тушью в дзэнском духе, выполненная в технике одного движения кисти.
— Вот как! — довольно усмехнулся Такэдзо. — Это очень приятно, не скрою. Как мне звать вас?
— Зовите меня господин Садовник, раз у нас вечер прозвищ. А как мне звать вашего… ученика?
— Ну да, ученика, — старик Такэдзо ухмыльнулся, хлопнув меня по плечу. — Напиваться он отлично у меня научился! Бэнносукэ его имя! Совсем как меня звали в детстве.
— Я помню, — поклонился молодой человек. — Очень рад.
Я тоже был рад, особенно тому, что Такэдзо походя сунул мне доставшийся нам меч, буркнув, что такими вещами он давно не пользуется, а мальчишки такое любят. Господин Садовник пригласил нас отужинать, мы согласились и продолжили хмельной вечер с новыми силами.
Палатка господина Садовника располагалась в границах полукольца, которым наши войска окружили занятый христианскими мятежниками замок Хара, стоявший на далеко выдававшемся в море мысе. Я видел огни на его высоких обложенных огромными скалами валах. Там были уже враги, но я был уже слишком пьян, чтобы как-то осознавать происходящее. Общество было отличным, у меня был свой меч, который я завернул в платок, чтобы не порезать руки, мне наливали и давали закусить, а ничего в тот момент другого мне было не нужно.
Мы закусывали, выпивали, подавал молодой человек, военный слуга господина Садовника, сидели на брошенных наземь циновках у подноса, поставленного на ящик для доспехов хозяина, очень по-воински, весьма по-походному, без излишне утомительной заботы об этикете, как подобает воинам в походе.
А после того как Такэдзо объявил, что это самая лучшая пирушка во время осады, а он-то может судить, он участвовал в обеих осадах Осаки, меня от него стало вовсе не отогнать! Я желал знать об этих осадах все!
После мы обсуждали возможность ответного удара по гнезду христианской ереси, по Филиппинам! Такэдзо авторитетно утверждал, а господин Садовник подтвердил, что такие планы у Ставки есть и эта война покажет, как скоро это удар будет нанесен.
Мне кажется, я никогда больше не был более счастлив, чем в эти несколько часов абсолютной свободы, когда я мог быть кем хотел и мог делать что захочу. Ни до, ни после обстоятельства никогда не складывались так, что именно я решал, что буду делать в сей миг, а что в следующий, меня распирала вседозволенность, утраченная в раннем детстве, и это было восхитительно! Казалось, я мог все и был всем, это застолье и эта беседа могли продолжаться вечно, как пир богов.
Не знаю, какой вклад внесла война во вкус этого пиршества, может быть, тяги к неповиновению троих присутствующих было более чем достаточно.
Время от времени молодой человек, прислуживавший нам, покидал палатку, там его выворачивало, но он возвращался бледный, но решительный. Старик Такэдзо посочувствовал его горю, на что господин Садовник заметил, что по сравнению с тем, что было с ним в пути, юноша чувствует себя неплохо. Это сейчас он извергает воду из верхней половины тела, а в пути было наоборот.
От оценки местного сакэ перешли к обсуждению завозимого сюда из царств южных варваров вина — ягодного напитка, который я еще не пробовал. Узнав это, господин Садовник велел подать к столу этот ягодный напиток, и мы его пробовали сами и напоили слугу — старик Такэдзо рекомендовал в качестве лекарства от расстройства желудка. И так мало-помалу напились до утраты чинопочитания и связности речей, которые все тянулись и тянулись, и прервал их только резкий вой раковин — боевой сигнал, прозвучавший в ночи.
— К оружию! — воодушевленно воскликнул старик Такэдзо. И это было достойным завершением замечательного застолья.
Я схватил меч, господин Садовник поднялся из-за стола, опершись на взятое копье, а старик Такэдзо уже кричал нам с улицы, что осажденные изволили атаковать нас сами!
На улице предутренняя туманная тьма, разорванная светом факелов, звон мечей и крики дерущихся где-то совсем рядом. Холодный и сырой воздух омыл лицо, протрезвляя. Господин Садовник строил своих воинов и слуг в жидкую линию, а старик Такэдзо, возбужденно раздувая ноздри, вдыхал сырой запах битвы.
— Они уже рядом, — возбужденно предупредил Такэдзо.
И на нас напали!
Они вынырнули из белой тьмы с белыми флагами за спинами, а на флагах черные кресты! Крестоносцы! Они врезались в наш ряд, заскрежетали доспехи о доспехи, все заорали разом, и я заорал, молотя мечом по плоским шлемам нападавших, напрочь позабыв все, чему меня учили. Господин Садовник колол через головы своих воинов, а старик Такэдзо вдруг повернулся влево и ударом деревянного меча в лицо остановил первого из обошедшей наш короткий строй кучки людей. Он подбросил своей деревяшкой меч другого и полоснул его по горлу коротким мечом, раскроил голову еще одному, а там уже подоспели я и господин Садовник и, орудуя своим оружием, как женщины иглами, остановили прорыв сбоку, едва не обернувшийся гибелью каждого из нас.
Нападавшие кончились, мы стояли, тяжело дыша, пялились в непроглядную тьму, где выла, каталась и трещала мечами о доспехи невидимая толпа. Господин Садовник встал из-за стола в