Дочка людоеда, или Приключения Недобежкина [Книга 2] - Михаил Гуськов

Шелковников, благоговейно обняв своего благодетеля, затворил дверь, повернул в скважине ключи и зацокал осторожно подковками.

Есть же такие бесстрашные люди, которые даже в Бутырскую тюрьму пройдут ради спасения друга! И как нм только это удается?

В кружке макраме Дома пионеров по Вадковскому переулку собрались на экстренное заседание четверо самых верных громовцев, вел собрание Дюков. Он только что вернулся из Пименовской церкви, где имел долгий разговор со святой старушкой Пелагеей Ивановной Марковой.

Трое богатырей — Побожий, Волохин и Ярных — расположились вокруг гения веревки на детских стульчиках.

— Положение серьезное, товарищи, — начал Дюков, — я говорил с Марковой, и она мне поведала великую тайну нечистой силы. Придется нам ехать в Чапаевский район под Киевом.

Дюков взял со стола книжку с тисненным на обложке профилем длинноносого человека.

— Узнаете? Николай Васильевич Гоголь! Надеюсь, все читали?

Ярных испуганно попытался поджать стоптанные ботинки под детский, сильно укороченный, стул, но это ему не удалось, так как под стулом лежала его сапожная лапа, с которой он теперь не расставался.

— Вижу, что ты, Иван Петрович, Гоголя не читал, а если и читал, то забыл, ну хоть кино-то «Вий» смотрел? — строго спросил Михаил Павлович.

— И «Вия» смотрел, и «Вечера на хуторе близ Диканьки», и «Ревизора» раз пять смотрел.

— «Ревизор» — это по части ОБХСС, это к нам не относится, однако дойдем и до «Ревизора», — смягчился изгнанный с работы участковый. — Гоголь сказок не писал, все им описанное — истинная быль, что и подтвердила мне сегодня известная вам гражданка Маркова. Так вот, близ Миргорода, что рядом с Чернобылем, ныне именуемого Урицким, есть здравница «Заветы Ильича», как раз на месте знаменитого хутора, в котором Хома Брут служил панихиду по сотниковой дочке.

— Это та самая ведьма, которая в гробу лежала! — оживился Волохин. — Неужели она жива?

Дюков, несколько раздосадованный, что его перебили и не дали выстроить эффектного сообщения, был вынужден подтвердить догадку прыткого капитана.

— Верно, Александр Михайлович! Однако имей терпение, не сбивай с мысли.

— Не о том интересуешься, Александр, не в панночке дело, — добавил обстоятельный Маркелыч. — На месте посрамления божьей церкви Чернобыль случился, вот что дивно в писаниях Гоголя!

— Эго и удивительно, что Гоголь все провидчески описал, — подивился Дюков догадливости Побожего и, обращаясь к Волохину, продолжил: — Жива оказалась панночка! Сотник Черторыжко, ее отец, на утро пришел со священником в церковь и нашел свою дочь на траве подле церковной ограды, а Хому Брута лежащего полумертвым на паперти. Остальное Николай Васильевич изложил все верно, нечистая сила так испоганила божий храм, влипнув в его стены и окна, что церковь пришлось обнести высоким забором и навалить земляной вал, обсадив молодыми дубами. Вот рядом-то с этим поганым местом, не считаясь с предупреждением Гоголя, и построили Чернобыльскую АЭС.

— А что же было с панночкой? — не унимался любознательный Волохин.

— Панночку сотник увез сначала в Чернигов, а потом в Петербург, где ее срочно выдали замуж за поручика графа Скоржевского, и через семь месяцев графиня, якобы раньше времени, а на самом деле вовремя, разродилась девочкой, дочкой Хомы Брута.

— Не может быть! Гоголь же описывает, что ведьма у Хомы Брута на плечах скакала, а потом он же на ней, как на лошади, понесся да поленом ее охаживал, — воспротивился Волохин новому осмыслению гоголевской повести.

— Гоголь в данном случае выразился иносказательно, через метафору, — пояснил Дюков.

— Понятно! — задумался капитан. — А что стало с Хомой Брутом?

— Хома, когда из него от страха вылетела душа, упад замертво, но так как в этот самый миг пропел петух, то душа, отлетев еще недалеко, сумела вернуться в тело, и он очнулся. Сотник дал бурсаку тысячу червонцев, коня и велел держать язык за зубами. Однако к нам это не относится. Кто пожелает ознакомиться с судьбой Оксаны Черторыжко и Хомы Брута, пусть найдет в Пименовской церкви Пелагею Ивановну Маркову и сам у нее все разузнает. Ясно?

— Ясно! — послушно кивнул совершенно сбитый с толку, еще вплотную не соприкоснувшийся с нечистой силой Ярных.

Прошло сто пятьдесят лет, и вскоре кончится заклятье на нечистую силу, что окостенела по крику петуха и молитвам Хомы Брута в том божьем храме. Но уже и сейчас самая страшная тварь, хорошо известный вам Вий, частично освободилась из-под заклятия и учинила людскому роду первую страшную кару — Чернобыль. Однако каждый месяц в полнолуние Вий этот должен возвращаться на свое место под алтарем и до рождения молодого месяца пребывать там неподвижно. Когда же народится новый месяц, все эти твари оживут и Вий поведет их на новое страшное дело. Такое страшное, что чернобыльское дело покажется детской игрушкой.

У Ярныха, который наконец смекнул, что Дюков говорит правду, остатки волос на голове стали дыбом от ужаса, настолько ярко он представил себе Вия и всю бесовскую рать, ждущую своего часа в заброшенной церкви.

— Нам надо нейтрализовать Вия! Когда в полнолуние он будет прокрадываться на свое место в заброшенную церковь, мы должны будем схватить его и навсегда изолировать. После чего я загримируюсь под этого вурдалака и без питья и пищи недвижимо должен буду двенадцать дней просидеть вместо него, чтобы нечисть привыкла ко мне, а в ночь рождения месяца поведу их совсем в другое место, туда, где им и надлежит быть, в преисподнюю. Я так решил: сгореть в адском пламени ради спасения человечества. Прошу мне не возражать, из органов меня уволили, и дело моей жизни отвергнуто близорукими чиновниками из верхушки МВД.

— Нет, Михайло Павлович! — остановил Дюкова Побожий, снимая с колен скрипичный футляр и становясь во весь рост. — Рано ты решил петь себе отходную. Ты еще должен побороться за свою идею. Если ты веришь, что у веревки большое будущее, сражайся до конца Ты еще молодой человек, трудности у тебя все впереди. Если кому и пристало Вием просидеть и в адский пламень за собой нечисть увезти, то это мне. Не горячись, послушай, Михайло Павлович, мои доводы. Ты человек молодой, и двенадцать дней просидеть сиднем без воды и пищи тебе твои организм не позволит, а я просижу и хоть бы что — это раз, ты должен руководить всей операцией — у тебя это получше моего выйдет, — это два Кроме того я весь Псалтырь и почти всю службу наизусть помню и заклятья, какие в таком случае твердятся, знаю — это три. А в-четвертых, хочется мне достойно свою жизнь закончить, и это главное, так что отказать в этом старику ты не должен. Правильно я говорю, друга?

Волохин, потрясенный самопожертвованием своего учителя, проглотил подступивший к горлу комок и сдерживая слезы, произнес:

— Он верно говорит, Михаил Павлович.

Более чувствительный Ярных выдавил из себя: «Правильно», — и закрыл лицо руками, чтобы спрятать слезы.