Дочка людоеда, или Приключения Недобежкина [Книга 2] - Михаил Гуськов

Элеонора заполнила всю комнату не только своим голосом, который уже звенел в хрустальной люстре и позванивая в бокалах на столе, эхом пробегал по оконным стеклам и заставлял вибрировать фарфоровые и бронзовые статуэтки в витрине палисандрового дерева, но и запахом духов. Аркадий зажмурил глаза, ему показалось, что добрая волшебница сначала бросила на пол густой слой тропической земли и тут же накрыла ее ковром самых благоуханных трав, по которому разбросала сотни кустов с ароматнейшими цветами, принеся сюда же близкий запах моря, выветривающихся скал, рыбьей чешуи и сладковато гниющих водорослей.

Элеонора подняла вуаль со шляпки и залила Аркадия волками, идущими от глаз и улыбки. В этой нарисованной чудесным голосом и духами картине се лицо оказалось самым желанным животрепещущим цветком.

Подумать только, что когда-то он мог повстречать такую женщину на улице и даже, как она уверяла, наступить ей на ногу. Аркадий на какое-то время забыл ту ненависть, которую излучал взор Элеоноры после их брачной ночи.

— Аркадий, ты ужасно выглядишь в этом грязном рубище, но твой взгляд говорит мне, что ты меня любишь! — проникновенно выдохнула она — Ты совсем не знаешь женщин, если можешь думать, что я могу разлюбить тебя после тех чудесных дней моего торжества на бальных танцах и волшебной ночи в Архангельском. Конечно, я была возмущена дикой интригой с девицей, стреляющей из лука. Хорошо, что мой орел закрыл нас своей грудью.

— Эта Повалихина сошла с ума от ревности ко мне, — шепнула Элеонора, бутонами губ касаясь уха аспиранта, будто выдавая нескромную тайну. Она говорила не переставая, не давая своей жертве возможности вставить хотя бы слово или собраться с мыслями. Вдруг такая ясная картина развязки брачной ночи опять запуталась, и Элеонора, ловко передергивая веревочки мыслей в мозгу Аркадия, развязала узел его сомнений.

— Ведь у Повалихиной были все шансы, она сама отказалась от тебя, когда ты делал ей предложение к ходил к ним в гости. С того вечера, как ты поцеловал меня при всех, я поняла, что вечно буду любить тебя одного.

Элеонора дотронулась до его руки, и тепло от кольца Хрисогонова заставило ее радостно умолкнуть. Ее сомнения, не потерял ли Недобежкин в тюремных мытарствах свое волшебное оловянное кольцо, разрешились. Это было тот самый перстень.

— Элла, ты воскресила меня, нет, не своими речами. Напрасно ты думаешь, что я настолько глуп, чтобы поверить твоим прекрасным, но лживым словам. Ты воскресила меня тем, что ты есть. О, как ты великолепна! Королева лжи! Только ложь на земле может быть так прекрасна. Я знаю, зачем ты пришла сюда, в тюрьму. Ты пришла убедиться, у меня ли кольцо, которое Ангий Елпидифорович наказал ни в коем случае не отдавать тебе.

Недобежкин вдруг снял перстень с пальца, зажал в кулаке и замер. Замерла и Завидчая, как пантера, перед самым носом которой неожиданно села большая съедобная птица.

— Сейчас я проверю, действительно ли ты меня любишь, — серьезно сказал арестант. — Я отдам тебе кольцо, и вопрос для меня сразу же будет решен. Если ты меня не любишь — получив кольцо, ты сразу же исчезнешь, а если любишь — мы уйдем отсюда вместе и начнем счастливую жизнь.

Аркадий протянул кулак, Элеонора напряглась, готовая к броску, но молодой ученый не раскрыл ладонь.

— Нет, легче быть в неведении и тешить себя надеждой, чем потерять тебя, Я не отдам тебе кольцо.

Завидчая, которой показалось, что сейчас исполнится ее самое заветное желание, почувствовала себя кошкой, которой дали проглотить кусочек сала на веревочке, а потом вдруг выдернули обратно.

— Ты надо мной издеваешься? Смеешься! — начала она гневным, нежно-разъяренным голосом сотрясать хрустальные подвески электрической люстры. — Я хотела взять тебя на поруки. Вот документ Международного сообщества. Я всех подняла на ноги: общественность, дипломатический корпус, ЦК, ты первый, кого в порядке эксперимента могли бы отпустить. Но раз так, вот!

Она тут же на мелкие кусочки разорвала документ и салютом подбросила клочки в воздух.

— Ты объявляешь мне войну, хорошо — пусть будет война! — воскликнула разозленная женщина.

— Так любовь или война? — усмехнулся Недобежкин.

— Любовь — это и есть война! — с жаром ответила Элеонора. — Я тебя ненавижу, любимый!

Она молниями глаз и послала ему такой воздушный поцелуй, что у бедного аспиранта мурашки пошли по телу, и, не столкнись он с шаровой молнией на лестнице Повалихиных, этот взгляд мог бы испепелить его.

— Прощай! Спокойно спать тебе не придется, дорогой! Даже в тюрьме!

Завидчая, громко хлопнув дверью, вышла зон.

Недобежкина какая-то сила, исходящая от этой юной женщины, как магнитом, несколько шагов протащила вслед за ней. Бее сразу померкло в комнате. Аркадий огляделся. Еще несколько секунд назад, пока Элеонора стояла перед ним, казалось, что за окном был разгар солнечного дня, и только сейчас он заметил, что за окном совсем не майская — унылая и пасмурная облачность. Даже аромат тропических цветов, моря и прибрежных скал стал словно ненастоящим и будил не надежду ка новую встречу, а раскаяние об утраченной возможности.

Другой бы человек ка месте аспирант-арестанта тотчас же и, быть может, навсегда, впал в апатию, как только такая женщина хлопнула дверью. Возможно, это бы случилось и с Аркадием, если бы на его левом запястье не был ременной змеей закручен хрисогоновский бич. Этот бич, как магическая батарея, спустя несколько мгновений восстановил его утраченное душевное равновесна Правильно говорят, кнут и пряник правят человечеством. Хорошо, очень хорошо иметь в своей руке тот кнут, который правит человечеством, а еще лучше в другой руке держать пряник. «И самому откусывать от него куски!» — добавит какой-нибудь не в меру находчивый читатель и окажется неправ, — сразу видно, что он не пробовал этих, на вид только приятнейших, изделий человеческой подлости. «Кнут гонит, а за пряником ты идешь сам. Кнут спустит шкуру, а пряник съест всего тебя с потрохами».

— Вот бы кого отстегать моим бичом — Элеонору! — сгоряча подумал аспирант. «В конце концов, жена она мне или не жена!» — воскликнул он про себя, решив не отступать и хоть голову сложить, а добиться любви Завидчей.

Кто-то позвал его сзади:

— Аркадий Михайлович! Надо бы отпраздновать такое событие. Как-никак вы уже бронзовый призер Олимпиады.

В залу вошел начальник тюрьмы полковник Родин в парадной форме и при медалях, обрадованно потирая руки. Следом вошли Бисеров и двое в очках. В углу встал гранатометчик.

— Давненько, давненько мы не завоевывали переходящего Красного знамени по соцсоревнованию, — по-полковничьи солидно осклабился Владимир Михайлович Родин.

— То алма-атинская тюрьма, то усть-усодьская, даже Матросская тишина и та в позапрошлом году у нас знамя вырвала. Я еще третьего дня думал — все, баста! Арестант двух прапорщиков измочалил, группу захвата раскидал — чудеса! Слезоточивый газ его не пронимает. И тут не было бы счастья, да несчастье помогло, спасибо, Кудинова замочили! Его от наших Бутырок на четверть финал записали, у него шанс хоть и слабенький, а был. И тут я тебя министру рекомендую! Он — в ЦК! Ну, Недобежкин, и счастливый же ты хлопец. В ЦК одобрили твою кандидатуру. Везет чемпионам, одних в институт без экзаменов, других — на свободу без суда.