На грани мировой войны. Инцидент «Пуэбло» - Михаил Вознесенский

Один из «спуков» неосторожно вдохнул раньше времени, его едва не вырвало. Он не возражал, когда Ральф предложил доесть его порцию.

Горячая коричневая жижа, именуемая чаем, не могла утолить их жажду, решили подождать, пока остынет. В общем, единственным приемлемым блюдом оказался сухарь. Сухарей американцы в жизни не видели и упорно называли их «несвежим хлебом». Простая мысль размочить сухарь в чае посетила их не сразу.

Прерванный едой, разговор снова вернулся к их бедственному положению. Где командир, старпом, лейтенант Харрис и остальные офицеры? Что с ранеными? Специалистам радиоразведки много раз повторяли, что в критической ситуации их персонально эвакуируют первыми, потому что они, как коллекторы разведывательной информации, сами являются желанной добычей для противника. Сколько классифицированных файлов было сожжено или выброшено за борт? Получены ли их сообщения в Камисейя? Где же обещанные реактивные истребители поддержки? Насколько серьезны угрозы корейцев расстрелять всех как шпионов? Молодой моторист слушал разговор «спуков» в полном замешательстве и выглядел страшно напуганным. Оказывается, он понятия не имел, что его неуклюжий корабль оказался вдруг такой лакомой «шкатулкой» с важнейшими секретами Америки! «Спуки» продолжали обсуждать самый болезненный вопрос: что отвечать корейцам, когда начнутся по-настоящему серьезные допросы?

Из коридора по-прежнему доносились удары и вопли избиваемых моряков, а у тех, кому повезло пообедать среди этого бедлама, мочевые пузыри были готовы лопнуть. В камере не замечено никаких приспособлений для данной процедуры. Здание оказалось старым, но крепким, поскольку построили его из гранитных блоков. Газета на корейском языке, закрывавшая обзор из окна, не содержала никаких фото. Поэтому вся новая информация была исключительно шумовой, доносившейся из коридора, и ее содержание не внушало оптимизма. Маленький радиатор продолжил шипение и стук. Он даже стал горячим, но температура в камере, продуваемой сквозняками, не поднималась выше десяти градусов по Цельсию. Почти как на корабле, только без воды, плещущей в низах. «Пуэбло» запомнился Ральфу единственным из кораблей, на котором перед сном приходилось натягивать на себя рабочую куртку, две майки, шерстяную вязаную шапочку, штаны и две пары носков.

Перед высадкой на берег в порту Вонсан моряков связали, завязали глаза и пинками сталкивали вниз по трапу прямо в кричащую толпу. Криками дирижировал водитель автобуса, клаксоня что-то вроде сигналов Морзе. Куда их отправили — в столицу Северной Кореи? Весь ли экипаж собран в одном месте? Сколько часов их везли на поезде? Снова и снова они обсуждали случившееся, спорили, строили догадки, пытаясь понять — что произошло с ними? Макклинток пытался представить сумасшествие, охватившее сейчас NavSecGru в Камисейя, — что именно попало в руки корейцев, какие документы и оборудование скомпрометированы, что нужно немедленно изъять из флотского оборота секретов? Он мысленно представлял своих друзей, забирающих на память его игорные кости из личного шкафчика в казарме… «Спуки» решили, что они должны запомнить номера и реквизиты папок с секретными документами, которые были определенно уничтожены. Запомнить заголовки сожженных бумаг. Флоту будут необходимы эти сведения, когда они вернутся. Но когда же, когда… их отведут наконец в гальюн!!!

Час шел за часом, коридорные звуки уже не приносили новых сведений. Время от времени в камеру заходили солдаты-автоматчики с примкнутыми к «Калашниковым» штык-ножами. Они проверяли койки, заклеено ли окно, шипели сквозь зубы «Атеики» и уходили. Что бы ни означало это шипение, наверняка ничего хорошего.

Неожиданно им приказали выйти в коридор. Офицеры и солдаты смотрели на американцев с ненавистью, готовые сейчас же их растерзать. Наконец-то желание американцев исполнилось. Туалет оказался мрачной зловонной пещерой, кучи в которой, кажется, не убирали с момента постройки.

— Не разговаривать. Делайте свои дела побыстрее, — сказал один из корейских офицеров, и пленные прониклись к нему симпатией уже за то, что он не обещал их немедленно расстрелять. Двери в кабинку закрывать не разрешили. Зрителей с автоматами набилось хоть отбавляй. Замешкавшихся тут же награждали чувствительными ударами в основном по гениталиям. Сопровождаемые корейскими «любезностями», американцы даже не смели заикнуться о том, чтобы помыть руки… Когда их возвратили в камеру, никто уже не испытывал желания попить остывшего «чая» — лучше перетерпеть жажду, чем новая туалетная пытка.

Перед отбоем каждого заставили встать у своей койки. Спустя несколько минут ожидания в камеру зашел высокий смуглый и величественный человек в ладно сидящем мундире. Он посмотрел на стоящих по стойке «смирно» американцев, медленно прошелся по камере, оглядел кровати, объедки рыбы на подносах… Он что-то говорил по-корейски офицерам, которые истово «ели глазами» начальство, — речь плавная, спокойная, никакого брызгания слюной. Через две недели им сообщили, что этот военный — старший полковник. Он стал их постоянным тюремщиком на все 334 дня плена. Через 9 месяцев он прибыл в новенькой шинели с бараньим серебристым воротником и одной большой звездой на погонах. Старания были вознаграждены производством в генералы.

Наконец, дежурный офицер на сносном английском скомандовал: «Всем лечь в кровати и спать». Свет оставили включенным, одеял не дали, но первый дьявольский день в тюрьме Пхеньяна наконец-то закончился.

ДМ3 — Демилитаризованная зона на Корейском полуострове.

Пункт Панмунчжом.

Дом переговоров войск ООН и КНДР.

24 января 1968 года, 11.00.

На ничейной земле вольготно расплодились птицы и зверье. Здесь запрещена любая деятельность человека, военная и гражданская. Исключение сделано для жителей двух деревень. Право жительства имеют лишь те, кто жил здесь до войны, и только прямые их потомки. Но постоянно заселена только одна деревня, на Юге. На северной стороне в полосе двух километров за рядами колючей проволоки вообще никто не живет, поля возделывают приходящие из-за проволоки крестьяне. Полевые работы разрешены только в светлое время суток, с наступлением сумерек действует комендантский час. По требованию военных администраций крестьяне обеих деревень, выходя в поле, обязаны надевать яркие красные шляпы. Так они виднее, так в них легче целиться. Фактически они постоянно под перекрестным прицелом. После падения Берлинской стены здесь единственный на планете уцелевший реликт «холодной войны».

Утром 24 января 1968 года, в 11.00 контр-адмирал US Navy Джон Виктор Смит вошел в металлический барак в местечке Панмунчжом, где помещался зал американо-корейских переговоров, и сел за стол, покрытый зеленой суконной скатертью.

Между двумя Кореями границы нет. Вместо нее — демаркационная линия. Часто и ошибочно ее называют «границей но 38-й параллели». На самом деле, ДМЗ — демилитаризованная зона длиной 248 километра и шириной 4 километра — лишь приблизительно совпадает с географической широтой. Зона пролегла там, где остановился фронт в 1953 году. Между двумя рядами ограждений от Японского моря до Желтого через весь полуостров протянулась полоса ничейной земли шириной почти семь метров. Это и есть собственно Зона, с обеих сторон забранная оградой трехметровой высоты из колючей проволоки, наверху противопехотное заграждение высотой еще метр. Зону круглосуточно патрулируют вооруженные автоматами солдаты с немецкими овчарками. Пересечь ничейную землю можно по единственной дороге, ширина которой едва позволяет проехать одному автомобилю. Поочередно стороны конфликта вяло упрекают друг друга за «подрывной характер» пропагандистских радиопередач, которые весь световой день несутся над Зоной с Севера и Юга через мощные громкоговорители.