Дети смотрителей слонов - Питер Хег

Думаю, мне стоит воспользоваться этой передышкой — пока мы едем в полноприводном автомобиле, пересекая Большую вересковую пустошь, покрывающую восточную часть острова вплоть до самого леса — и более подробно рассказать вам, что затеяли родители после того вечера на кухне, когда Тильте спрашивала отца о таинствах.

В следующее воскресенье — а это было шестое воскресенье после Дня Богоявления — отец в своей проповеди рассказывал о Преображении на горе.

Как я уже говорил, отцу этот текст даётся нелегко. Пока он описывает, как Иисус и апостолы поднимаются на гору, всё идёт как по маслу, тут он звучит то ли как проводник через Альпы, то ли как руководитель отряда бойскаутов, но когда он доходит до того места, где над экспедицией нависает облако, то начинает чувствовать некоторую неуверенность и как-то бездушно отбарабанивает текст — его нетрудно понять, ведь тут как раз и возникает море вопросов, к примеру: если Бог может говорить с апостолами и Иисусом, то тогда он должен быть похож на человека, и как тогда этот человек выглядит, и что можно сделать, если сам хочешь услышать Бога, и как Спаситель может беседовать с умершими пророками — на все эти вопросы у отца практически нет ответов, так что он даже не решается поднимать их, он прекрасно это осознаёт, и одновременно боится признать это, и при этом очень расстраивается, что боится, — вот почему, дойдя до этого места, он начинает говорить так, будто рот у него полон каши. А на церковной скамье перед ним сидим мы: трое детей и Баскер — в страшном смущении, сочувствуя ему и не зная, что делать.

И тут происходит небольшой природный катаклизм. Церковь Финё внезапно окутывает туман — как раз в тот момент, когда отец читает про то, как Иисуса окутало облако.

Нет ничего странного в том, что церковь, да даже и весь остров Финё, неожиданно окутывает туман, ведь мы находимся посреди Моря Возможностей и ещё каких-то тёплых и холодных воздушных потоков, про которые мой брат Ханс мог бы прочитать обстоятельную и занудную лекцию. Всё это совершенно обычное дело. Когда отец начинает предложение, на голубом небе сверкает солнце, как будто Финё — это жемчужина Средиземного моря, а когда он заканчивает его, вокруг уже туман, церковь как будто упакована в вату, такое у нас не в первый и не в последний раз — и продолжается это обычно не очень долго. Но на сей раз происходит следующее: когда отец доходит до того места, где говорится, что с облака раздался голос, вот в это самое мгновение с колокольни слышится удар большого колокола.

Этому факту позднее найдётся простое объяснение: после службы мы с Тильте и мамой поднимаемся на колокольню и обнаруживаем там сову-сипуху, которая влетела прямо в колокол, и сначала нам кажется, что она погибла, но мама кладёт её на колени и гладит ей лоб, тут сова открывает глаза и смотрит на маму влюблённым взглядом, так что меня прошибает пот, но здравый смысл всё-таки побеждает, и сова, вспомнив, что она сова, а не герой-любовник, с криком взвивается в воздух и исчезает под крышей.

Но, к сожалению, это произойдёт лишь спустя некоторое время. А там, в церкви, никто не думает о естественных объяснениях, люди просто цепенеют, оглушённые ударом колокола.

Возможно, в тот момент ещё можно было бы как-то всё исправить, возможно, мы могли бы со временем вернуть папу и маму. Но тут всё необратимо меняется.

Я не могу исключить того, что за природными явлениями и изменениями погоды стоит какой-то высший разум, и это не просто стихийные явления, но если причиной случившегося в то воскресенье стало что-то иное, кроме атмосферных процессов, то это точно были тёмные, демонические силы. Когда отец заканчивает проповедь, туман, который до этого момента окутывал церковь, как вата на рождественской композиции, приходит в движение, внезапно в этой вате возникает просвет, а через него светит средиземноморское солнце, и луч. проникший сквозь верхнюю часть окна, падает на алтарную картину.

Картина на алтаре церкви Финё относится к доисторическим временам и популярна, как кинозвезда, о ней написаны толстенные книги, и толпы туристов приезжают, чтобы посмотреть на неё, а в туристической брошюре на развороте помещена её полноцветная репродукция.

По моему мнению, эта картина была написана предками тех, кто сочинял патриотические песни о Финё, в которых остров называется младенцем, покоящимся в синей люльке Каттегата, и картина эта служит неоспоримым доказательством того, что если у человека совсем плохо с головой, то на одном поколении это может и не закончиться. Если поэт-потомок совершенно потерял чувство реальности, из этого отнюдь не следует, что у него не может оказаться предка-художника, которому судьба так промыла мозги, что в голове вообще ничего не осталось.

На картине этой, разумеется, изображено море с рыбачьими лодками, и море это похоже на slush ice,[9]который продают в парке Тиволи Фрихиден в Орхусе, а лодки похожи на плавающие ванны. Но центральное место на картине занимает Спаситель, сидящий рядом с бедолагой, из которого он изгнал бесов, и с бесами, обращёнными в поросят, напоминающих медведей гризли. Спаситель менее всего похож на человека, которому вообще может прийти в голову мысль реализовать хотя бы один из тех планов, которые, как говорят, он осуществил всего за какие-то три года — он выглядит так, что любая из свиней могла бы сожрать его на месте.

Но тем не менее со всеми прихожанами что-то вдруг происходит: без всякого преувеличения скажу, что люди словно околдованы, и дело вовсе не в солнечном луче, дело в отцовском выражении лица, я бы назвал его многозначительным — всем своим видом он намекает, что происходящее здесь не случайно, и в некотором смысле именно он всем и управляет.

Мы, дети, смотрим на него, пытаясь поймать его взгляд, но у нас ничего не получается, а он собирается уже спускаться с кафедры, и тут случается самое неприятное. Порыв ветра распахивает дверь, ведущую в притвор, а затем и дверь в саму церковь.

Конечно же, всё дело в том, что двери просто плохо закрываются, с ними вечно что-то не в порядке, а внезапные порывы ветра это не то событие, на которое мы на острове вообще обращаем внимание, пока ветер не усилится настолько, что начнёт срывать камышовые крыши и перебрасывать в порт вагончики для продажи сосисок — но сейчас совсем не тот случай. В этот самый момент всем вдруг начинает казаться, что ветер дует с особой силой, и вот отец уже не может противостоять искушению и не воспользоваться этим. Когда полицейский Бент и спасатель Джон поднимаются с места, чтобы закрыть двери, отец поднимает руки и говорит: «Остановитесь! Не закрывайте двери! К нам пришли».

Он не говорит, кто именно пришёл, но в этом и нет необходимости, потому что вся церковь понимает, что это Святой Дух — в итоге публика в полном восторге.

Когда служба заканчивается, и мы проходим через притвор, где отец пожимает руки прихожанам, мы с Хансом и Тильте замечаем, что у него какое-то новое, незнакомое выражение лица, и мы знаем, что оно нам напоминает, — оно такое же, как и у Спасителя на алтаре.

Поравнявшись с отцом, Тильте останавливается.